малевала пальцем зеленую надпись по белой тряпке, по-видимому, старой простыне, которую выпросили в одном из домов в Дубровке.
Она успела написать: «Нет военным игра», осталось только, видимо, вычертить букву «м», изредка опуская палец в баночку с гуашевой краской, когда почувствовала, что земля и подошвы ее кроссовок расстаются друг с другом. Как она сидела на корточках, так ее вверх и подняли, заткнули рот широченной ладонью и поволокли в кусты.
Леха тащил девчонку со всей быстротой, на какую только был способен. Валетов не скрывал собственного удовлетворения, когда Леха влетел в заросли вместе с добычей. Неловко приземлившись, он упал на колени, а затем накрыл ее всем телом, при этом разжал ладонь у рта, и девчонка закричала:
- Отвали, козел!
Тут же пришлось закрыть рот ей снова.
- Наша, - заулыбался Фрол, рукою стискивая грудь. Девчонка взвыла, и тут же Валетов отпустил. - Ладно, это я так, побаловался. Ну-ка переверни ее, - Фрол прищурился: - Будешь кричать, когда тебе рот откроют, я тебе больно сделаю.
Леха убрал ладонь.
- Вы кто такие?! - вытаращила она глаза.
- Ты что, в форме не разбираешься?
- Коза, - добавил Валетов.
- Мы, русские солдаты, тебя защищаем, а ты что делаешь?
- Овца, - снова вякнул рядовой.
- Вы всю уже природу изгадили, все реки засрали. Вас надо давно всех приструнить!
- Вон как заученно рассказывает, - поднял палец вверх Фрол. - Деточка, ты откуда родом?
- Ты сам-то на себя посмотри, мальчик.
Леха вступил в пререкания:
- Слушай, надо ее трахнуть, а то она чего-то разговорилась.
Девчонка повернула голову и поглядела карими глазами на мордатого Леху:
- Испугал ежа голой жопой!
Леха, глядя на каштановую коротенькую челку, даже как-то засмущался, не ожидая столь натурального замечания.
- Значит, можно вас это самое? - заулыбался Валетов, снова хватаясь за девичьи груди и тут же получая в ответ пощечину, которая свалила его на землю.
- Тихо вы, уроды, - забеспокоился Простаков, хватая девку в охапку и быстрыми-быстрыми перебежками от дерева к дереву скрываясь в чаще с целью вытащить захваченную дивчину к лейтенанту Мудрецкому, благоразумно оставшемуся в тылу под рябинкой.
Рассмотрев примерно восемнадцатилетнее стройное создание в уже не белой стараниями Простакова футболке и джинсах, лейтенант состряпал серьезное лицо, встал и, надвигая на затылок кепку, зло поглядел девчонке в глаза:
- Что, продалась империалистам?
На этот раз девушка испугалась на полном серьезе.
- Мы тут кровь проливаем, а ты подстилкой служишь волосатым англичанам, отрабатывающим деньги зарубежных спонсоров?!
- Да вы что? - дернулась девушка в жестких объятиях Простакова. - Я студентка, у нас миротворческая миссия.
- Трахаться любит, - сообщил ценную информацию из-за спины Простакова Валетов.
Девчонка запустила ладонь себе в промежность, протянула ее вверх к лобку, хлопнула по нему ладонью. Плюнув себе на руку, она свернула кукиш и сунула его в нос Валетову.
- Как же, трахнешь ты меня, жди. Кончай лапать, детина! - воскликнула пленница, развернулась и оттолкнула Простакова.
- Ладно-ладно, - согласился лейтенант, - отпусти ее и стой в сторонке.
- Чего вам от меня надо?
Мудрецкий поднялся, заложил руки за спину и, как большой начальник, стал выхаживать перед выкраденной из лагеря девушкой.
- Значит, продаемся на Запад целиком и полностью? Родину не хотим защищать? В то время как Россия испытывает экономические трудности, в политике бардак, еще и молодые граждане нашей страны вместо того, чтобы строить капитализм, поддерживают беспорядочные связи с иностранными подданными.
Поначалу девчонка смотрела на Мудрецкого, как на придурка, но по мере того, как он продолжал утюжить ее складной и обвиняющей речью, ей становилось не до смеха. Она глядела на лица стоящих рядом с ней солдат, но не видела в них ни капельки сочувствия.
А тем временем Мудрецкий перешел к рассказу о сложной внешнеполитической ситуации, сложившейся вокруг Родины.
- Да не преступница я! - воскликнула задержанная красотка и топнула ногой.
Можно было подумать, что после столь нервного жеста по всей поляне пройдет глубокая трещина.
- Тихо, психовать не надо. Давай рассказывай, сколько вас там?
- А что им будет? - уже начала беспокоиться девушка.
- Ничего не будет, - зло ухмыльнулся лейтенант. - Рассадят всех по вагонам и отвезут в Сибирь. Высадят - и живи как хочешь. Вот сейчас лето закончится, там осень, а потом зима, и никого не останется в живых. Голодная, страшная смерть.
- Вы шутите, - отстранилась от офицера защитница зайчиков и белочек.
- Фамилия! - рявкнул Мудрецкий и, приблизившись к ней на минимальное расстояние, зло посмотрел глаза в глаза.
- Вы что? - зашептала она. - Миронова я.
- Имя!
- Маша.
- Слушай меня, Маша, - страстно зашептал Юра. - Ты сейчас нам все обо всех расскажешь, или…
Она покраснела и попыталась отпихнуть лейтенанта, но Простаков, стоящий сзади, тут же сковал ей руки, завернул их за спину и, улыбаясь, глядел на лейтенанта. Но тот ничем не выдавал собственного настроения.
- Еще раз меня тронешь, отведу вон к тому дереву, - лейтенант показал на высокую сосну, - и пущу пулю в лоб, поняла?
- У тебя даже пистолета нет, - огрызнулась Маша.
- А я тебе эту пулю между глаз руками затолкаю, - услышала она над головой, далее последовал злой, садистский смех.
Валетов подскочил к ней и поспешил заверить:
- Он может, он такой. Он пальцами гвозди в узлы вяжет. А уж тебе твою тупую головешку продырявить сможет за три секунды.
- Я буду кричать, - всхлипнула она.
- Ты государственный преступник, - продолжал лейтенант. - Сколько в лагере народу?
- Да не знаю я, может, человек сто.
- Не ври, засранка! - лейтенант запустил свою ладонь в короткие каштановые волосы, притянул ее голову к себе и зло зашептал на ухо. - Или ты сейчас все расскажешь, или тебя никто никогда не найдет.
Валетов с опаской посмотрел на своего командира и подумал, на самом деле, что ли, он уже того- этого.
Численность обитателей лагеря была названа с точностью до одного человека.
- Нас сто шестьдесят два, - потупив глаза, сообщила девушка.
- Какие у вас планы на сегодня? - продолжал утюжить ее лейтенант, достаточно больно таская за волосы. Голова девчонки моталась туда-сюда. - Говори, Миронова Маша, мать твою.
- Мы… должны… - она делала между словами небольшие паузы, что еще больше бесило Мудрецкого.