Радужные анаграммы

— Каким образом?

— Метрика пространства в присутствии струны — коническая. Пространство из евклидова трансформируется в коническое.

— Покажите эволюцию этого процесса.

— Эволюция определяется тремя уравнениями: номер шесть, двенадцать и двадцать четыре.

— Откуда у Вас коэффициент „двойка“ в правой части шестого уравнения?

Реджинальд напряженно думает несколько минут, глядя на исписанную формулами доску.

— Двойка… из уравнения номер восемь, в котором мы использовали преобразование из уравнения номер пять.

— Да что Биркенау, подлец, делает!? Он заставляет его прорабатывать детали. Все в них утонут, и никто ни черта не поймет, — яростно прошипел Гарольд. Он был бледен как мертвец, только глаза горели нестерпимым синим огнем.

— А можно вопрос из зала? — спросил Лидунов, — хотелось бы понять эволюцию струны. Хотя бы простейшей: прямой и неподвижной.

— Да, — сказал Биркенау, — эволюцию струны. Да. Только в искривленном пространстве искривленной струны общего положения, движущейся с некоторой скоростью. Динамику струны. А лучше, эволюцию нескольких таких струн сразу. Будем приближаться к реальной ситуации. Вы же заявляли о результатах, максимально приближенных к реальности, к Природе-матушке, так сказать.

— Совсем офигел!! — Гарольд произнес это почти громко, несколько человек повернули к нам головы, — да нет такой модели и не предвидится!

— И еще хотелось бы услышать о результатах ваших наблюдений на „Спенсере“, — плотоядно ухмыльнулся Биркенау.

Реджинальд отложил мел.

— „Аналитик“ воспринимает графическое моделирование? — спросил он.

— Разумеется. У Вас слайды с мультипликацией?

— Да, почти, — Реджинальд положил перед собой на стол футляр с карандашами.

— Что это он… — начал Гарольд.

— Сейчас с помощью этого видеоскопа я покажу вам результаты моделирования. Могу я попросить выключить свет?

— Попросить, конечно, можете, — как-то рассеяно ответил Биркенау, не обратив внимание на легкий гул удивления в зале. Он смотрел на футляр, на надпись сбоку: „Токио, дом Асакава“, — видеоскоп?… Да… выключите свет… да.

„Плоский двумерный лист бумаги. Вырежьте из него сектор и совместите стороны разреза — получите конус. А теперь представьте себе плоское трехмерное пространство. Если из него вырезать сектор и совместить края, то получится Вселенная с космической струной. Довольно трудно это себе представить, смотрите…“

Все пространство вокруг Реджинальда от пола до потолка заполнилось мягким светом. Пространство становилось осязаемо, подобно тому, как солнечный свет, проникающий в комнату, выявляет конуса кружащейся мелкой пыли.

„Пока оно евклидово. А теперь стало коническим“.

На первый взгляд ничего не изменилось.

„Вы струну не увидите, но в каждой ее точке располагается вершина трехмерного конуса. Появившаяся кривизна нам доступна только на мгновенных срезах. Точно так же как срезы сферы — окружности, срезы искривленного евклидова пространства со струной — конусы“.

Я смотрел на созданное им пространство. Когда я случайно фокусировал свое внимание на отдельных точках, принадлежащих струне, изгибы которой я, разумеется, видеть не мог, изображение свертывало лишнюю размерность, и я видел повернутые под разными углами конуса.

„Если угодно, можно понизить размерность нашего реального пространства. Так будет даже проще. Тогда коническая Вселенная превратится просто в привычный конус, в свернутый лист бумаги. Но при этом мы сами будем уже плоскими двумерными существами“.

Стены Зала растворились где-то в сумерках, все объемные предметы вжались в пол. Я, ставший плоским, смотрел снизу-вверх на гигантский конус, парящий в уже не доступном мне третьем измерении. На долгие мгновения я был плоским существом, восхищенному взору которого открывалось бесконечное измерение „высоты“.

„Заполним пространство материей“. И тут же надо мной вспыхнули мириады звезд.

„Сделаем масштаб больше“. Звезды слились в сияющие россыпи, закрутились в спиральные галактики, сжались в плотные шары эллиптических галактик. И все это двигалось, жило, дышало…

— Минуточку… — послышался голос Биркенау. Я вздрогнул — настолько неуместными мне показались звуки его речи посреди этой бесконечной Вселенной, — сейчас, подождите… так, эта поправка учтена… эта тоже… так, секундочку… да, продолжайте пожалуйста.

— Наблюдения на телескопе „Спенсере“ показали, что объект CSL-1 не является космической струной, — ровно сказал Реджинальд, — поскольку космические струны, согласно всем современным физическим теориям, являются неотъемлемой частью истории нашей Вселенной, нами была предпринята успешнаяпопытка получить такую струну в лабораторных условиях.

Я похолодел.

— Что!?… — задохнулся Гарольд. Он привстал с места, впившись глазами в Реджинальда, — он не… надо его остановить, немедленно!!! Мы и так позволили ему слишком много…

— Для удобства дальнейшего использования, сделаем несколько преобразований пространства, — хорошо поставленным лекторским тоном произнес Реджинальд.

Я вдруг увидел, что сижу в зале один. Точнее, пространство вокруг меня было загнуто на подобие кокона, отгородив меня ото всех. Я мог видеть только то, что происходило у меня над головой, все изображения с боков затерялись в немыслимых каустиках.

„Теперь посмотрим, как рождаются струны. Для этого вернемся в прошлое, в очень раннюю и горячую Вселенную“

Галактики исчезли. Надо мной висел огненный пылающий шар. В нем извивались нити и закручивались вихри. Когда я пытался приглядеться к какой-нибудь из сменяющих друг друга структур, изображение услужливо свертывало передо мной дополнительные измерения. Иногда только одно, а иногда шесть или семь, если я попадал в какое-нибудь компактифицированное многообразие. Калаби-Яу возникали как мгновенные срезы многомерных пространств… Изредка попадая в простенькие миры с тремя измерениями, я, по крайней мере, вспоминал, что я все еще обычный трехмерный человек.

Я видел, как рождались струны, как по мере остывания и расширения Вселенной гасли и сворачивались лишние измерения, как пересекались между собой трехмерные конусы.

Снова я видел галактики. Я видел, как они рождались, как росли. Галактики, оказавшиеся между мной и невидимой струной раздваивались, образуя резкие срезы уровней яркости. Струны извивались в пространстве, и цепочка таких пар со срезанными краями послушно вилась позади них.

„Пары гравитационно-линзовых изображений формируются галактиками, фоновыми по отношению к космической струне. С учетом искривления струн, искривления пространства, многомерности этого пространства…“

— Подождите, Реджинальд! — нервно выкрикнул Биркенау, — как Вы это посчитали… сейчас, сейчас, мы не можем проверить…

УСЛОВНО-НЕРАЗРЕШИМО.

УСЛОВНО-НЕРАЗРЕШИМО. АНАЛОГ АНАГРАММЫ КОМПЕНСАЦИИ.

УСЛОВНО-НЕРАЗРЕШИМО. АНАЛОГ АНАГРАММЫ ИЗОМОРФИЗМА.

УСЛОВНО НЕРАЗРЕШИМО. ОБОБЩЕНИЕ АНАГРАММЫ ИЗОМОРФИЗМА.

УСЛОВНО НЕРАЗРЕШИМО……………………….. НЕТ АНАЛОГА.

…………НЕРАЗРЕШИМО………………… НЕТ АНАЛОГА.

…………НЕРАЗРЕШИМО………………… НЕТ АНАЛОГА.

…………НЕРАЗРЕШИМО………………… НЕТ АНАЛОГА.