ветра. Время прогулок прошло. Гуляюших на берегу Гянджачая становилось все меньше и меньше.
Низами поднялся и берегом реки направился к городу. Выйдя из ивовой рощи у мельницы Мусы, он шел к площади Санджара.
Вдруг кто-то сзади окликнул его:
- Уважаемый поэт, остановитесь на минутку!
Обернувшись, Ильяс увидел, что к нему приближается старый садовник Гатибы-ханум-Салим. Голова старца тряслась.
- Извините, что я потревожил вас.
Низами засмеялся.
- Вы, старый человек, должны знать: тревожить рабов Аллаха - грех.
Салим низко поклонился.
- Есть люди, вынуждающие меня к этому греху, который, смею утверждать, очень близок к делу богоугодному. Вы догадываетесь, о ком я говорю? Уважаемая ханум сидит там и желает вас видеть.
- Где?
- На обычном месте.
- Что значит - на обычном месте?
- Она ждет вас на поваленном стволе ивы, на котором вы всегда сидите и пишите стихи.
- Откуда ваша ханум узнала, что я в роще?
- Ханум каждый день следит за вами, садится после вашего ухода на ваше место и думает о вас. Вчера ханум тоже приходила в рощу и слышала, как вы с товарищами читали стихи. Она была также свидетелем ваших встреч с Реной. Поэтому хочу вас предостеречь: Гатиба-ханум очень сердита, будьте с ней осторожны и постарайтесь успокоить ее, иначе она может погубить вашу Рену. Погасите ее гнев.
Поэт шел, внимая словам садовника и думая, как ему избавиться от назойливой любви дочери эмира. Более всего Низами беспокоило то, что против Рены замышляется недоброе.
Когда до поваленного ствола ивы осталось шагов пятьдесят, старый садовник остановился.
Низами пошел дальше. Девушка, увидев поэта, затрепетала. Он впервые видел ее в таком состоянии. Она поднялась, сделала несколько шагов навстречу, потом остановилась, будучи не в состоянии двигаться и все еще продолжая дрожать.
Гатиба не решалась сказать Низами даже обычные слеша приветствия, - она была уверена в безнадежности своей любви, знала, что неразделенная любовь подобна хилому ребенку, обреченному на смерть,
Да, она не смела лаже поздороваться, не смела вымолвить слово, так как боялась услышать от Низами страшный ответ: 'Нет, не люблю'.
И все-таки в сердце Гатибы еще теплилась надежда. Она уповала на свою редкую красоту. Ей не верилось, что такой тонкий поэт останется равнодушным к ее исключительным прелестям. Она думала в душе: 'Нет, нет, эта редкая красота-результат смешения арабской, греческой и тюркской крови - способна взять в плен сердце молодого поэта. Эти глаза, от которых весь мир может сойти с ума, в силах заставить биться страстью сердце молодого поэта. В этих девичьих грудях, подрагивающих как гранаты на осеннем ветру, в этих губах, соперничающих по нежности с лепестками роз, в этих волшебных черных глазах столько поэзии!.. Поэт не должен пройти мимо этого источника вдохновения'.
Гатиба сбросила с головы покрывало и, неповторимо прекрасная, облаченная в шелка, увешанная бриллиантами и жемчугами, сделала навстречу поэту еще несколько шагов.
Низами, глядя на Гатибу, чувствовал, что к нему приближается страшная опасность. Он с ужасом подумал, удастся ли ему совладать со своим сердцем?
Но колебание это длилось мгновение. Перед глазами его встала Рена. Он смотрел на Гатибу, но видел уже только свою возлюбленную.
Низами чувствовал, что его откровенный разговор с Хюсамеддином стал известен дочери эмира. Об этом красноречиво свидетельствовал взгляд и весь облик девушки. Было ясно, Гатиба пришла сегодня в рощу с тем, чтобы получить от Низами окончательный ответ. Поэт видел, что попал в затруднительное положение.
Наконец Гатиба подняла на него свои большие черные глаза.
- Добрый вечер, - сказала она робко и тихо, протягивая Низами руку.
Он взял девичью руку в свою и почувствовал, как она легонько дрожит, словно тонкая ветка на ветру.
- Добрый вечер, уважаемая девушка, - ответил он смущенно. - Желаю, чтобы эта рука всегда была счастлива.
Гатиба не отнимала своей руки у него, может, думала тем самым воспламенить сердце поэта. Она готовила ответ на его слова: 'Желаю, чтобы эта рука всегда была счастлива'.
Но как нелегко начинать разговор. Гатиба понимала: стоящий перед ней поэт непоколебим, как крепость. Крылья ее желаний ломались о твердый гранит. Ей хотелось взлететь ввысь к счастью, но она по-прежнему видела себя внизу, на земле, перед непреклонным, верным своей любви юношей. Ах, как ей хотелось овладеть этой неприступной крепостью! Гатиба чувствовала, что она бессильна сделать это. Ей уже приходилось не раз убеждаться в неуязвимости и непреклоцноеги Низами,- он был неподвластен ее женским чарам Тем не менее она решила бросить в бой свои последние силы. Дочь эмира была красива и пользовалась своей красотой как оружием.
Рука Гатибы по-прежнему оставалась в руке Низами, она не вырывала ее. Лицо девушки выражало и нежность, и печаль, и кокетство, и стыд, и ревность. Вот она зарделась, на ее глазах сверкнули слезы.
Это была тонкая игра.
Наконец, совладав с собой, Гатиба заговорила:
- Прошу тебя, поэт, скажи мне что-нибудь. Можешь ли ты решительным словом сделать владелицу этой руки счастливой?
Задав этот вопрос, Гатиба еще больше зарделась, смущенно потупила голову и уставилась на свои расшитые золотом башмачки. Вечерняя прохлада уже давала себя знать, но лоб и щеки девушки были влажны от пота. Обрамляющие лицо черные волосы походили на смоченные дождем ветки сирени.
Поэт не знал, как быть. В голове роились мысли: 'Что может быть труднее на свете, чем сказать 'нет, не люблю!' девушке, которая умирает от страсти к тебе? Сказать 'не люблю!' безумно влюбленной девушке - все равно что напоить ее ядом. Разве грубый отказ не нанесет девичьему сердцу страшной раны? Для девушек, гордых, как Гатиба, и уверенных в своей красоте, эти слова чудовищное оскорбление. Может ли поэт, знающий лучше всякого лекаря и философа, что такое девичье сердце - этот тайник самых тонких человеческих чувств,- грубо отвергнуть девушку, которая объясняется ему в любви?'
Низами мучительно думал, подбирая ответ, который бы успокоил Гатибу. Он искал иных слов, чем 'нет' или 'да'.
Гатиба тоже размышляла, строила догадки, что ей ответит Низами. На миг она представила себя подругой - источником вдохновения поэта, - которая поможет ему создать великие произведения; отдавшись мечтам, она видела, как они вдвоем живут счастливой жизнью. Но надежда сейчас же сменилась отчаянием, сердце сжалось тоской.
Молодые люди смотрели друг на друга, он - в смятении подыскивая ответ, она - с нетерпением ожидая, что он ответит.
Молчание становилось тягостным.
Низами боялся, что Гатиба повторит свой вопрос.
- Уважаемая девушка не должна забывать, что создание семьи - важное событие в жизни людей, и оно не должно быть результатом случайности. Надо быть осторожным и предусмотрительным. Общность характеров - первое условие для соединения двух судеб. Хочу сказать также прекрасной Гатибе-ханум, что девушки и молодые люди, влюбляясь, не должны отдавать свое сердце во власть зрения. Любовь проникает в сердце через глаза, которые порой способны обмануть сердце. Мы обязаны быть осторожными и различать впечатления сердца, зрения и ума. Лишь преодолев власть поверхностных, впечатлений, человек может найти истину Мы должны следить за тем, чтобы наши сердца, глаза и ум пребывали в гармоническом согласии. Часто глаза и сердце молодого человека, вступая в союз, перестают подчиняться разуму. Порой молодые люди начинают строить свое счастье на несчастьи других. Этих людей я назвал бы
