оставляли собрание.
Каждый дрожал за свою шкуру. На всех лицах был написан страх за себя и желание спастись какой угодно ценой. Некоторые шептались со своими соседями.
После минутного молчания заговорили все разом.
- Господа, чем же все это кончится?..
Мундштуки кальянов выпали из рук. Люди заволновались в страхе. Саттар-хан, Багир-хан, кавказцы и верные революционеры Тавриза выслушали мое сообщение с полным спокойствием.
Началось обсуждение новой обстановки в связи с ожидаемым прибытием русских войск, но большинство выступавших выражало пустые надежды, боясь прямо взглянуть в глаза надвинувшейся опасности. Слышались неуверенные голоса:
- Великие державы не согласятся на это.
- Мы обратимся ко всему миру.
- Второй интернационал поможет нам.
Потом обратились ко мне:
- А вы что предлагаете?
- Царская армия находится на пути к Тавризу, - сказал я. - Она будет преследовать руководителей революции. Если генерал Снарский, идущий во главе царской армии, и не будет лично делать это, то преследование революционеров будет осуществляться руками того, кто будет назначен правителем Тавриза. Поэтому мы должны в первую очередь позаботиться о безопасности руководителей революции. Сегодняшнее наше заседание - последнее и историческое. Пусть господа, предлагающие сдать бразды правления Энджумену, не ждут почета со стороны царской армии. Будем откровенны, первый акт тавризской революции закончился... За это время мы узнали и достойных и недостойных. Видели и тех, кто в дни опасности прятался по домам, а в дни удач кричал о своей верности революции и бросал шапки вверх!..
- Не надо переходить на личности, - прервали меня с мест.
- Я не буду переходить на личности, только скажу, что порою отдельные личности и в революции и в контрреволюции играли важную роль. Не будем удаляться в сторону. В то время, когда Тавриз горел в революционном пламени и революция торжествовала победу, не так уж трудно было говорить: 'я революционер!'. Значительно труднее оставаться революционером в тяжелые для революции дни, когда она переходит в подполье. Тогда она требует еще большей искренности. К сожалению, среди нас есть такие, что стоят одной ногой в Энджумене, а другой - в царском консульстве!
- Не переходить на личности! - опять раздались голоса.
- Мы выражаем пожелание, чтобы те, кто говорил 'Красное знамя революции мы понесем по всему Востоку' - не стали под трехцветное знамя русского царя и не продали своих вождей. Если случится такая измена, ее не забудет история иранской революции. Такие люди не должны забывать, что иранские бедняки отомстят за это. Кто хочет уйти, пусть уходит, я не возражаю, но пусть они не выдают своих старых единомышленников и товарищей по оружию. Революция не кончена, она только переносит место своих действий в центр...
Когда я кончил говорить, многих уже не было. В зале остались только верные и непоколебимые сыны революции.
Все целовались, трогательно прощаясь. Некоторые плакали...
Мы направились в военно-революционный совет обсуждать дальнейшие действия.
КНИГА ВТОРАЯ
ТАВРИЗ В РУКАХ ЦАРСКИХ КАЗАКОВ
Через Амрахиз, где помещался штаб Саттар-хана, мне надо было пройти в район Лилава. На улицах попадались совершенно новые лица. Сегодня в Тавриз должны были вступить пехотные части царской армии. Двери домов русско-подданных были разукрашены трехцветными флагами. Семьи, бежавшие из охваченных революцией районов, возвращались.
Аристократия с чемоданами, узлами и саквояжами перебиралась из армянской части города в свои жилища.
Скрывшиеся от революции и спасавшие свою жизнь в русском, английском, австрийском консульствах, словно проснувшиеся от зимней спячки черепахи, осторожно высовывали головы из своих нор.
То и дело слышались различные и в то же время похожие друг на друга фразы:
- Да укрепит аллах мощь императорского оружия!
- Да сохранит нам всевышний его единственного сына! Избавились-таки от этих голодранцев!
- Да, мы не этого хотели! Такая конституция нам не нужна!
- Все они еретики, подонки, шайка проходимцев с Кавказа.
- Сударь, где видано, чтобы кавказец ни с того ни с сего стал помогать тавризцу!
- Клянусь вашей головой, все это сплошной обман. Все это было сделано с целью привести в страну русских.
Несмотря на наступившие сумерки, на улицах попадались иностранки. Разодетые в легкие нарядные платья, женщины спешили навстречу царской армии.
На улице я встретил Тутунчи-оглы. Он был бледен и взволнован.
- Где ты был? - спросил я.
- Был у русского консульства. Наблюдал суматоху. Масса народа.
- Кого там видел?
- Кого? Тех, кто восседал в Исламие, контрреволюционных вождей в чалмах, шпионов-сеидов, продавшихся Петербургу. Видел в тех, кто еще вчера стоял с нами плечом к плечу и кричал: 'Да здравствует конституция!'. Эти-то мерзавцы возмутили меня больше всего.
Мне надо было пройти мимо ворот консульства. Я не хотел расставаться с Тутунчи-оглы, не хотел лишать себя возможности провести лишний час в обществе этого серьезного юноши, одного из самых упорных, суровых и решительных бойцов революции.
- Пойдем, пойдем, проведем вместе последние часы, - сказал я, беря его под руку. - Я никогда не забуду ни тебя, ни Гасан-агу, вас будет помнить и история революции Ирана. У меня осталось одно желание: еще раз услышать взрыв бомб, брошенных вами в контрреволюцию.
Тутунчи-оглы обнял меня. Мы расцеловались. На его глазах сверкали слезы.
Пройти мимо консульства не представляло большой опасности, мы были переодеты в костюмы английских должностных лиц, к тому же было уже достаточно темно.
На прилегающих к консульству улицах было необычайно оживленно. Здесь была открыта даже специальная лавочка для продажи царских флажков, за которыми стояла длинная очередь.
- Подходите, досточтимые, покупайте, уважаемые! - громким голосом тянул нараспев продавец. - Это флаги императора! Лучшее украшение дверей! Доблесть, краса мужей! Берите, торопитесь! Последние, на завтра ни одного не останется!
Я внимательно посмотрел на продавца, который казался мне знакомым.
- У этого мерзавца, - сказал Тутунчи-оглы, - при входе в медные ряды есть лавка, где он торгует косметикой, побрякушками и прочей мелочью. Сам же он числится в списках добровольцев революционной армии.
Мы прошли дальше. У ворот консульства толпились вожди контрреволюции, лазутчики, лицемеры, все те, кто, приняв царское подданство, обирал иранский народ, все сеиды и моллы.
Они стояли группами; в каждой группе, при свете фонаря, составлялись какие-то списки.
Всяк спешил протиснуться вперед, чтобы занести свое имя в списки. То и дело слышались голоса:
- Сударь, запишите и меня, вашего покорного слугу!
В одной группе составлением списка был занят Гаджи-Мир-Магомет, известный контрреволюционер, шпион царского консульства, занимавшийся гашением извести. Лицо его было мокро от пота. Один из стоявших рядом, услужливо сняв с его головы чалму, почтительно держал ее в руке.
В другой группе составлял список его брат Мир-Курбан.
- Сударь, да стану я жертвой твоих святых предков, запиши и меня в эту бумажку, - подобострастно просили его те, кто спешил перейти в царское подданство.
- Подождешь еще!
- Почему же? Чтоб погибнуть мне у твоих, ног, ведь сам знаешь, отцы и деды наши служили при
