Камикадзе

Так похоже на ловушку. Так похоже! В этот момент восьмым или десятым чувством ощущаю: сейчас сзади откроется дверь... Кидаюсь наверх, задержав дыхание, переступая через четыре стуненьки. Едва скрываюсь на площадке, как дверь скрипит. Дрожу, прислонившись к стене. Я вспотел, на кончике носа крупная капля пота, боюсь смахнуть ее. Лязгает железо. Шаги стихают на нижней лестнице, и я выглядываю из укрытия. Дверь закрыта на засов. Никто отныне не проникнет сюда. Все-таки вовремя я подсуетился. Отголосок необыкновенной гордости возникает внутри. Всетаки я молодец... Тишина... Тишина - мой союзник. Крадусь вниз, к двери. Ступаю на подвальную лестницу. Внизу - коридор, под потолком - серые трубы. Коридор извивается, слева и справа провалы дверей. Некоторые открыты. Ловушки. Иду медленно, останавливаясь и прислушиваясь. Я весь - уши. Под ногами - банка из-под заграничного пива, чуть не наступаю на нее. Замечаю в последний момент... Прут в руке кажется убогим и смешным, но я не бросаю его почему-то. Звуки возникают незаметно, словно шорох. Это - голоса. Среди них женский. Они доносятся откуда-то спереди, глухо-глухо. Странно, но, услышав это подтверждение жизни, я окончательно перестаю бояться... Убыстряю шаг, но я так же внимателен, даже внимательнее, чем раньше. И осторожен, как пантера. На полу лежит деревянная стремянка. Но меня не отвлекают уже мелочи вроде пустой пивной банки. Над нужной дверью-лампочка. Дверь чуть приоткрыта, и это меня не устраивает. Никого нет на стреме, как у них принято говорить. Им, при закрытом засове, никакого стрема и не нужно. Прохожу дверь - голоса неотчетливы, расплывчаты - и ступаю в темноту. Там дальше должна быть еще дверка... Так и есть. Тихонько достаю спички. Какое счастье, их у меня целый коробок. И тут замечаю светящуюся щель. Но под потолком. Не слишком широкая и неслишком узкая щель. Стремянка?.. Единственный выход... Через пару минут я уже высоко, свет из соседней комнаты касается глаз. Может, меня и можно заметить, но им не до этого. Они - четверо мужиков. Одного из них, отважного бойца в белых кроссовках, я знаю. В комнате кабинетный трухлявый стол, штук шесть стульев, засаленный промятый диван. Там четверо мужиков и Алиска, Журналистка с тонкими губами... Она испугана до полусмерти, но еще держится. - ...отсюда, - говорит один из мужиков, постарше всех. Он в скромном костюме, при галстуке, по виду - служащий средней квалификации, живущий от зарплаты до зарплаты. Как, впрочем, и все мы. Но он-то у них главный, это видно. По повадке. По уверенности, с какой держится. Он - человек серьезный. Мой модник стоит чуть сзади, видно, на подхвате. Остальные двое за столом, восседают на стульях. Они смотрят кино и попивают молоко прямо из литровых пакетов. Должно быть, им выдают его за вредность. В руках у Серьезного диктофон. Он смотрит на него недоуменно. На углу стола - распотрошенный дамский баул. - Это что за штучки? Ты за кого нас принимаешь? Дура! Он возносит диктофон над головой, с силой кидает вниз, и тот разлетается на кусочки. Прощай, 'Сони'... И это уже не шуточки. - Говори! - бросает Алисе Серьезный. Видно, вопрос уже был задан, и она знает, о чем ей нужно говорить. - Я ничего не знаю, - держится Алиса. Мне она твердила то же самое, но здесь другая ситуация. Поэтому я начинаю проникаться уважением к ступку, ее поступку - Ты хоть понимаешь, что рискуешь отсюда не выйти? - спрашивает Серьезный. - Не выйдешь, если будешь артачиться. Впрочем, главарь не он. Это нужно запомнить. Главный - другой... Которому нужно докладывать. И тут я замечаю - как раньше не увидел? - заслоненные спиной одного из зрителей цветы. Они стоят на столе в обыкновенной литровой банке - букет из трех белых роз. - Ничего не знаю... Чего вы хотите? Я читал ради любопытства Алисины материалы - могла бы писать и получше. Так, нечто средней паршивости. Я невысокого мнения и о ней самой. Но ее упорство дорого стоит. Хотя, конечно, оно и глупо. Ей не на что надеяться... Только если на меня, на мою неотразимую железную палку. - Ты думаешь, мы с тобой повеселимся? На этом диванчике? - спрашивает Серьезный. - Размечталась... Мы тебя на куски разрежем. И закопаем вот здесь. Алису затрясло, губы у нее запрыгали. Модник вдруг вынырнул из-под руки главаря и легко толкнул ладонью в лоб. Алиса упала на диван, неловко. на бок. Глаза ее стали сумасшедшими и бессмысленными. Серьезный взял со стола пакет с молоком, подошел и опрокинул над ней. Молоко потекло по голове, по лицу, по кофте. - Я тебе еще раз объясняю, чего мы хотим, - ровно сказал Серьезный. Твой Прохоров, от которого ты набралась чепухи, знал одного человека, - с которым общался... И ты знаешь кого... Не его ли ты поджидала каждый вечер? Мы поджидали его с тобой. Но поняли: он не придет... Раньше тебя... Соображаешь? Алиса кивнула. Она, наверное, не могла говорить. Но я видел: она сдалась, - Последний раз говорю, больше не буду... У тебя есть мамочка с папочкой. Младший брат Виталик... Подумай хотя бы о них, если о себе не хочешь... Подумай, что с ними будет, если мы не расстанемся друзьями... Я облегченно перевел дух. Розочки не имели к ней никакого отношения. Скорее всего, их поставили здесь из любви к искусству. Но Алиса ничего не понимала, ей казалось - это последний разговор. И плохо соображала. Они знали, как разговаривать с женщинами, наверное, у них был опыт. - Кто он?-спросил Серьезный. Алиса молчала. Она не понимала, что от нее хотят. Модник опять вынырнул, схватил Алису за волосы, откинул лицо и легонько вмазал по щекам, сначала по одной, потом по другой. Удар у него был кошачий, не сильный, но из левой брови брызнула кровь. - Кто он? - наклонился Серьезный над ней. Она смотрела ва него. Губы ее тряслись. - Кто?! - Я не знаю, - сказала она тихо. Я не расслышал ее слов, но понял по губам. Она не врала, я видел. Говорила правду. Она на самом деле ничего не знала про человека, который вот уже два раза звонил мне по телефону. Но бравые ребята нуждались в доказательствах. Один из зрителей полез в ящик стола и достал оттуда сапожный нож, сделанный из обломка пилы, с обмотанной черной изоляцией ручкой. Таким очень удобно обрезать подметки. Модник взял его и как бы невзначай начал крутить перед лицом Алисы. Та завороженно следила за ним. Кровь из разбитой брови стекала, попадала на глаз, на щеку, на шею, на кофту. Но как только я понял, что ее не собираются убивать, я перестал жалеть ее. Хотя, конечно, ей досталось непростое испытание. Но жалость отрубило напрочь, не знаю почему. Может, Алиса слишком напомнила мне жену? То в ней, что всегда вызывало протест: стремление к абсолютной самостоятельности, к истинной эмансипации, причем при совершенном нежелании расплачиваться за все это, нести ответственность за свои поступки. Хотя если дальше так пойдет, ее хватит кондрашка. У нее опять стали сумасшедшими глаза: отличная защита - чуть что, впадать в истерику... Им пришлось пожертвовать для нее вторым пакетом молока. - Я знала, Владимир Федорович с кем-то встречался, но не знаю, с кем, пробовала она из последних сил держаться. Я видел - она на грани срыва. Алиса выбалтывала все, ей уже не имело смысла что-либо скрывать. - Что ты знала? - Ничего!.. - вдруг взорвалась она. - Что вы от меня хотите? Ну, убейте меня, убейте! Что я вам сделала?! О-о-о!.. Они встречались в 'Орфее'. И я ждала!.. Не знаю кого! Я сидела на его месте!.. Я!.. Она захлебнулась словами, упала, скатилась с дивана на пол, замолотила кулаками о грязный заплеванный цемент. Вперемежку со слезами и истеричными выкриками. Я ошибся, они никогда не имели дела с эмансипированными журналистками, получившими задание от Степанова откопать, вселенскую сенсацию. Вступающими в полосу рыночных отношении... Идущими по следу. Прохоров никогда не посвящал ее в свои дела. Ей мало что удалось подсмотреть, совсем мало. Но и эта малость обернулась ей боком... Меня доконала эта сцена и душераздирающие вопли. Если бы я не видел все своими глазами, мне могло показаться, что ее на самом деле режут. Я осторожненько спустился с лестницы, подхватил ее и вышел в коридор. Лестница - универсальное оружие. Второго такого не найти. Поставил один конец ее в угол коридора, напротив их двери, прицелился и что есть силы опустил ее. Второй конец уперся в дверь, сработанную, наверное, еще до революции из толстенных досок и обитую железом. Получился, конечно, шум, но он не имел никакого значения - я вышел из подполья. Лестница встала прочно, подперев выход из ловушки. Ее длины хватило, она почти распласталась поперек коридора, оправдав самые светлые мои надежды... В каземате уже спохватились, я услышал глухие стуки, словно за каменной стеной. - Кто там?! Эй!.. Открой!.. Скотина!.. - услышал я и, довольный, потер руки. В переносном, конечно, смысле. Я даже мог передохнуть, хотя мне и нужно было спешить. Вообще-то это была моя ошибка - я не рассчитал их прыти. Вдруг за дверью бухнуло, еще, еще раз... Пуля дзинькнула о стену рядом со мной. Одна, другая... Про огнестрельное оружие я и не подумал. Впрочем, применение его не испугало меня. Но злости прибавило. Так что до выхода и дальше, до конца переулка, я бежал мелкой трусцой, как на утренней физкультурной разминке. Метров триста пришлось идти до ближайшего автомата. Но потом я уж отыгрался. Чтобы завести как следует милицию, следует несколько преувеличить одно и позабыть про другое. Что я и сделал. Сбивчивым голосом прохожего я поведал о тусовке наркоманов и об изнасиловании. Как мог, объяснил где. Не удержался и вспомнил про подпольное казино. Следом набрал еще один телефончик, он когда-то на всякий случай отложился у меня в памяти. Им я выдал про террористов кавказских национальностей, про пулеметы, переговорные устройства и реактивные установки ручного пользования. Я сделал свое дело. Теперь оставалось побыстрее сматываться. У метро я снова зашел в автомат. - Что, уже прошел час? - удивилась Кира. - Ты же сердобольная девушка, - сказал я. -