- Ничего, есть помоложе тебя, пусть прощупают. Поди, у самого есть кто-нибудь там.
- Как же, сын Василий!
- Что делает?
- Танкист на 'КВ'.
- Так чего же тебе, старый усач, еще надо? Отец танки делает, а сын на них дерется. Ты же молодец, да и только...'
Прежде чем напечатать этот эпизод, я позвонил Ворошилову, зачитал диалог, записанный Поляковым, и спросил: 'Все ли точно, можно печатать?' Климент Ефремович засмеялся: 'Все верно. Только 'усачом' я его назвал, а 'старым' - не помню. Все равно, печатайте так'.
В яркое морозное уральское утро пять тяжелых 'КВ' вышли из заводских ворот и направились в учебный центр. Колонну ведет лейтенант Астахов. Он уже воевал, был ранен и теперь снова - на фронт. В его экипажах фронтовики и новобранцы из трактористов, шоферов, державших в мирное время руль мирных машин. Быстро они освоили боевую технику. Примечательный факт, которого раньше не знали. На заводе за десять дней до выхода на танкодром экипажи закреплялись за так называемыми 'коробками' - броневыми остовами будущих танков. С этого момента вся жизнь танкистов была связана с этими 'коробками'. Вместе с рабочими завода они участвовали в сборке и монтаже своих танков. А затем - дни и ночи учебы. Учились тому, что нужно на войне.
Поляков - с ними, он вжился в будни танкодрома, днюет и ночует с танкистами. Об этом и рассказано во втором очерке 'Учебный танковый центр'.
Закончилась учеба. Танки погрузили на платформы. Теплые проводы. Пришли все - директор и рабочие, родные и знакомые. Прощание с женами, нежное и суровое. Астахов остроумной репликой успокаивает Леночку, свою жену, смуглую, с большими глазами, полными слез:
- Нудь бодрой, Леночка. У нас, танкистов, говорят, что слезами, даже горючими, не заправишься...
Эшелон мчит без остановки, минуя города и села, станции и полустанки. Две тысячи километров за двое суток! По тем скоростям - быстрее быстрого. Мощный паровоз останавливается только на 'водопой'. В такие минуты к поезду бегут взрослые и дети. Танки зачехлены, но не скроешь их: не иголки.
Люди догадываются, какой груз стоит на платформах. А тут еще художник из красноармейцев на наружных дверях теплушки повесил большой плакат: танк мамонт с хоботом - вместо пушки схватил Гитлера и скрутил его в три погибели, а лапами-гусеницами давит волчьи стаи фашистов. А под плакатом огромными буквами подпись: 'Раздавим советским мамонтом фашистских волков!'
Так родился третий очерк, который Поляков назвал 'Броневой экспресс'. В нем рассказывается о жизни и быте теплушек, чувствах и переживаниях их пассажиров.
Прибыли в Москву. Пока меняли паровоз, переводили эшелон на другой путь, Поляков и заскочил в редакцию. Отчитался за минувшие дни. Едут на Северо-Западный фронт. Почему? И спрашивать не надо было: подкрепление в район Старой Руссы. Зная, что Поляков не совсем еще оправился от ранения, полученного в походе по тылам врага, предупредили:
- Доведете 'свои' танки до передовых позиций и дальше не соваться...
Идут один за другим его очерки 'На фронте', 'Ледовый марш', 'Через болота и льды'. Прекрасно написан рассказ о ледовом марше пяти 'КВ'. Танковый батальон получил приказ прорваться в глубь обороны противника на 40 с лишним километров и атаковать его с фланга в районе Старой Руссы. Это был героический бросок по льду Ильменя, еле выдержавшему тяжесть машин. Речные переправы - там лед потоньше, без настила не пройти; один из танков соседних подразделений, пытавшийся форсировать реку, ушел под лед по самую башню. А тут невольно подвели саперы: заготовленные две тысячи бревен не поспели. Время бежит, за ночь надо переправиться. Что делать? Решили разобрать заборы и брошенные деревянные избы соседних деревушек. Так и сделали. Танки уже на другом берегу. Потом еще одна речная переправа, и еще одна, и пятая - самая широкая, в 300 метров, и уже под артиллерийским и авиационным огнем врага. Все одолели пять 'КВ'!
Кстати, по поводу тех заборов и крестьянских изб, разобранных для настила. Вспоминаю, что, когда я вычитывал очерк 'Ледовый марш', ко мне прибежал кто-то из работников секретариата и высказал сомнение:
- Заборы, это еще понятно, а избы? Удобно ли печатать!?
У меня сомнений не было. Да и сам Поляков, понимая, что это может родить вопросы, объяснил: '...Ничего не поделаешь. Только ими мы могли выстлать свой путь к победе. Разберем их в одной деревне - отберем у немцев десятки и сотни деревень'.
Это была не жестокость людей, а жестокость войны. Вспомнился такой эпизод, рассказанный на страницах газеты.
Крестьянка одной из деревушек привела наших десантников к своей избе и сказала им: 'Жгите ее, там сидят немцы...'
На какие только жертвы не шли советские люди во имя победы. Что уж там говорить о заборах и брошенных хатах!
Ледовый марш был завершен успешно. Начались бои на окружение и уничтожение 16-й немецкой армии, которые описаны в очерках Полякова 'Танковая атака' и 'На Запад!'.
Можно сказать, что эти очерки подлинно художественно-документальные произведения. Есть в них, конечно, и рассказ о самой операции. Но не это главное. О ней были статья Дермана, репортаж Гехмана. Поляков же рассказывал больше о самих танкистах. Главный герой повествования - лейтенант Астахов. Автору удалось нарисовать колоритный портрет танкиста, точно выписан его характер, раскрыт его внутренний мир, переживания, подвиг.
В восьмом, заключительном, очерке - драматический батальный эпизод. Танк, на котором воевал Астахов, вырвался далеко вперед, на фланг немецкой обороны, и вел огонь по его позициям. Но снаряд зацепил ведущее колесо, и машина остановилась. Немцы беспрерывно атаковали ее, а помощи не было; в батальоне ничего не знали о танке, застрявшем за леском. 48 часов сражался он в окружении. На второй день Астахов послал Киреева за помощью. Но Киреев, как потом выяснилось, заблудился в лесу. Вслед за ним лейтенант решил отправить в батальон двух своих танкистов Приданникова и Тендитного. А они просят своего командира:
- Разрешите остаться с вами до конца. Если придется погибнуть, то вместе.
И ответ, который можно услышать от подлинного героя:
- Вот этого как раз и не нужно - погибать. Хватит вот нас двоих с Махалевым. Уходите!
Третье утро. Противник прекратил атаки. Тихо. Астахов почуял недоброе. Оказывается, за ночь немцы заминировали все подходы к танку, рассчитывая, что на минах и подорвутся буксиры. Надо предупредить своих, и Астахов посылает последнего танкиста - Махалева. Но дойдет ли он вовремя? Астахов сам выскочил из машины и пополз навстречу буксиру. Успел! И заключительные строки последнего очерка: 'Вот все они снова в сборе. Сидят в большой хате на полу, на брезенте и любовно, кропотливо чистят механизмы танкового оружия. Точь-в-точь такими я их видел на Урале, в цехе Кировского завода на сборке танка. Сидели они в тот день и перебирали да смазывали пулеметы, проверяли танковые приборы.
- Ну как, будут работать? - спросил тогда заглянувший в цех директор завода Зальцман.
- Будьте уверены! Раз из ваших рук да в наши руки - заработают классически!
...Пять танковых экипажей по пять человек в каждом - горсточка людей, но какая эта могучая сила! Мы еще расскажем об их делах... обо всех, кого мы узнали на пути от Урала до Старой Руссы'.
Поляков остался верен своему обещанию. В мае сорок второго года он снова побывал у знакомых танкистов и опять написал о них...
А ныне он вернулся в редакцию, явился ко мне, весь закопченный, как трубочист, в замасленной овчине, усталый, но бодрый и веселый, и сказал: 'Набили крепко им морды...' И все же был несколько настороженный - нарушил приказ: проводить танки до передовых позиций, не далее. Это мне стало понятно, когда я прочитал в его очерках: 'Мы уже на другом берегу...', 'Преодолели мы еще одну - четвертую переправу...'
Всякий начальник должен быть недоволен, когда его приказ нарушается. А я гордился своим товарищем, всегда добывавшем материалы для своих очерков и корреспонденции из огня боя...
* * *
Илья Сельвинский прислал потрясшее всех нас стихотворение большой трагедийной мощи 'Я это видел!'. Оно опубликовано в сегодняшней газете:
Можно не слушать народных сказаний,
