наивно, детскими стихами. Полтора года назад, девятого января, был убит его старший брат, пошедший за знаменитым священником Гапоном к царскому дворцу в толпе безоружных рабочих. Этот брат был в глазах Сени героем,- пока не выяснилась двусмысленная роль Гапона; теперь Сеня считал жертву брата напрасной, а себя - мстителем, который тоже погибнет, но не зря, не робкой овечкой, а бойцом революции.
* Братья Гракхи - легендарные тираноборцы Древнего Рима.
Этих юношей Наташа прозвала братьями Гракхами. Изо всей боевой группы Оленя только они двое были совсем близкими людьми, с которыми обо всем говорилось с полной откровенностью: ни в их преданности делу, ни в их осторожности не могло быть сомнения.
Был еще один старый соратник Оленя по московским баррикадам, который позже был арестован, бежал и только что приехал в Петербург. Олень должен был повидать его и выяснить, возможен ли возврат его в боевую группу. Это был Морис, про бегство которого из тюрьмы ходили неясные слухи; говорили даже, что его побег был организован охранным отделением. Для Оленя, близко знавшего Мориса, слух этот казался чудовищным; но, рискуя не одним собой, а многими и всем делом, Олень решил быть сугубо осторожным. Их свиданье было назначено на окраине Петербурга, на берегу Невы, в месте пустынном, куда должен был явиться Морис и ждать Оленя.
На бережку, перед закатом солнца, сидел пожилой бородатый рабочий, в высоких сапогах, совсем рваном пиджачишке, в кепке, низко надвинутой на глаза от солнца. Он методически забрасывал удочку: провожал взглядом поплавок, снова перебрасывал и не отчаивался из-за плохого клева. Рядом стояла жестянка с червяками и ведерко, прикрытое тряпицей.
Городской шум совсем сюда не доносился. Жаркий день сменялся теплым вечером.
Морис, явившийся на свидание с Оленем несколько раньше назначенного часа, с удовольствием убедился, что место выбрано хорошо: кроме одинокой фигуры рыбака, никого поблизости не видно. Он прошелся по берегу у самой воды, сел неподалеку от рыбака и стал следить за его ловлей.
Он не столько смотрел, сколько думал о своем. Свиданье с Оленем было очень важным для Мориса. Олень - близкий друг, которому можно довериться вполне и до конца и слово которого для всех авторитетно. Оленя нельзя обмануть, но его и не нужно обманывать; он не из тех, которые во имя отвлеченной принципиальности выносят осуждение человеку, а в душу его не умеют заглянуть. И не умеют, и не хотят.
Морис знал, что про его побег ходят темные - и, по существу, справедливые - слухи. Он действительно бежал при содействии охранной полиции, которой он обещал свою службу. Его побег был устроен на риск и обставлен достаточно театрально: в него стреляли и - при неловкости - он мог быть убит; конвойного солдата, который провожал его из тюрьмы на допрос и упустил, присудили к арестантским ротам. Вся эта комедия была разыграна для того, чтобы залучить в тайные агенты видного боевика, какой угодно ценой,- и Морис сумел использовать страстное желание охранки иметь осведомителя в рядах неуловимых максималистов. Таким образом, он спасся от каторги, а может быть, и от смертной казни.
Но, такой ценой добыв себе свободу, он мог вернуться в ряды прежних товарищей только одним путем: искупив свою вину перед ними какой-нибудь услугой или жертвой, которая докажет, что он поступил так не в личных интересах, а для пользы общего дела... А между тем... разве он не думал о самом себе, когда соглашался купить свободу ценой такого ужасного шага, давно и решительно осужденного революционной этикой? Снять с него тяжесть этого сознания мог только Олень.
Час, назначенный Оленем, уже миновал, а его не было. А вдруг Олень совсем не придет?
Побродив по берегу, Морис снова подошел ближе к рыболову и стал следить за его поплавком. Вода была спокойна, и было видно, как поплавок дернулся и исчез под водой. Рыбак неумело и неловко потянул, и у его ног на песке забилась небольшая рыбка. Затем Морис с удивлением увидел, как рыбак забеспокоился, наклонился над рыбой, осторожно снял с крючка и бросил обратно в воду. Морис крикнул ему:
-- Выходит, товарищ, что зря ловите?
Рыболов обернулся и спокойно ответил:
-- Выходит, что зря. Спускайтесь сюда, Морис. Я вас жду.
Узнав Оленя, Морис подошел.
- Так это вы? А я два раза подходил и не узнал.
- Здравствуйте, Морис. У меня руки грязные, не могу вам подать. Я давно вас видел, но пережидал.
- Вы мне не очень доверяете, Олень?
- Я не имею права доверять, Морис.
-- Я пришел вам все рассказать.
Олень снова закинул удочку.
- Ну, сядьте рядом и рассказывайте.
Хотя кругом было пустынно, но они говорили тихо, зная, что даже слабый голос далеко слышен на воде. Олень задавал вопросы, Морис на них отвечал.
- Как они решились вас освободить? Кого вы выдали, Морис?
- Им непременно нужно иметь провокатора в наших рядах. И я действительно выдал.
- Кого?
- Я выдал вас, Олень. Я рассказал про дело в лесу и про банк и назвал вас.
- Мою настоящую фамилию?
- Да. Но они ее знали.
- Они знают. А еще?
- Они просили выдать адреса. Я указал один в Москве.
- Наташи?
- Да. Я знал, что ее там уже нет.
- Еще?
- Больше ничего и никого. Я только говорил, что предполагается серьезный террористический акт, может быть центральный, и что я могу узнать все подробности, если мне устроят побег.
- Вы знали что-нибудь о наших делах?
- Ничего. Я просто врал, а они верили. Им очень хотелось верить.
- После побега за вами следили?
- Конечно. Вплоть до Петербурга. Я сам явился здесь в департамент. Мне кажется, что теперь они мне доверяют.
- Скажите, Морис, вы спасали себя?
- Вам я скажу: да, я спасал себя. Это слабость, но я оправдывал себя тем, что смогу служить у них и тем помогать нашим. Вы знаете, что в центре эсеров есть провокатор. Я решил узнать его имя.
- Ну?
- Я только что приехал, Олень. Если вы мне доверяете, я буду продолжать игру. И тогда я, может быть, узнаю.
- Товарищи не поверят вам, Морис.
- Лишь бы вы верили.
-- А если и я не верю?
Помолчав, Морис сказал:
- Вы верите мне, Олень. Я сказал: это было слабостью. Но может быть, я клевещу на себя! Меня увлекла не надежда на спасение, а страшная игра с ними. Первую ставку я выиграл. Если вы меня поддержите, я буду играть дальше.
Они долго молчали. Наконец Олень сказал:
- Знаете, Морис, я вам верю, хотя и не должен бы. Мы слишком много вместе пережили. Если вы предатель, то, значит, я дурак или сумасшедший. А я не дурак и в своем уме. Если я в вас ошибаюсь - тогда пусть уж лучше все идет к черту.
- Спасибо, Олень.
- Дело не в спасибо. Я мог вас сегодня убить. Но на чем же мы порешим?
- Решайте вы.
- Я и решил. Морис, вы явитесь к ним и будете, пока можно, водить их за нос обещаниями. Если нужно
