существенных сторон социалистического реализма'.
Так обстояло дело с теоретическими формулировками и определениями. Но в какой мере все это относится к замечательному художественному произведению, созданному их автором? Отвечая на этот вопрос, критик А.Макаров вполне резонно писал: 'В плане общелитературного развития точка зрения Фадеева на сущность и задачи социалистического реализма страдала явной пристрастностью и ограниченностью, она могла даже расцениваться как заблуждение, но именно этому заблуждению мы обязаны 'Молодой гвардией' - этим гимном молодому поколению'.
Действительно, романтические краски, избранные Фадеевым, и нужны были для выполнения поставленной им художественной задачи: воспеть юных патриотов в величии и красоте их дел, подвигов, чувств, мыслей. 'Молодую гвардию' отличают экспрессивность - несравненно большая, чем в прежних произведениях Фадеева, яркость изобразительных средств, торжественная лексика, пластичность образов. К.Зелинский, Л.Киселева, А.Бушмин и другие исследователи справедливо считают лирическое начало доминантой стиля 'Молодой гвардии'. Многочисленные лирические отступления создают общую атмосферу романа, сближают автора и его героев, автора и читателей. Авторское лирическое начало не только пронизывает произведение, оно организует его художественную структуру. Благодаря этому в 'Молодой гвардии' обретена та слитность всех элементов художественного строя романа, которой еще не было в 'Последнем из удэге'.
Лиризм, живущий на каждой странице романа, ничуть не противоречит эпической монументальности, с которой изображается священная война с немецко-фашистскими захватчиками. Горьковская влюбленность в нового человека - борца и победителя - движет пером автора 'Молодой гвардии', помогая опоэтизировать лучшие задатки людей. Сохранил свое значение и притягательный пример Л.Н.Толстого. Развивая творческие традиции Толстого, Фадеев следует теперь в первую очередь опыту великого живописца общенародной борьбы, выявлявшего в 'Севастопольских рассказах' и эпопее 'Война и мир' скрытый героизм простого русского солдата. Эти традиции сливаются с традициями героических произведений Гоголя. В 'Молодой гвардии' много эпитетов интенсивной эмоциональной окраски ('страшные мучения', 'невыносимая тоска'), накопление нескольких определений при одном определяемом слове ('То великая, то святая правда...'), метафорические обороты ('Величие осенило их своим крылом'), торжественная лексика ('Пресветлая мати-родина', 'огненная купель'), широкое использование инверсий ('То правда, то святая правда... То великая, то святая правда'). Герои бьются, как отважные витязи, думают великие думы, говорят высокими словами. Изображая схватку Шульги и Валько с палачами, Фадеев пользуется такими выражениями, как 'рыцари', 'богатырский хохот', 'веселые очи', 'проклятые вороги'.
Художественная гармония произведения соответствует гармонической цельности его положительных героев, порожденной самой исторической эпохой. Отсюда то слияние эпического и этического, нравственного, которое всегда искал Фадеев. Полные любви к людям и к миру, увлеченные идеями добра и красоты, молодогвардейцы без всяких колебаний вступают в борьбу с 'призраками' прошлого, не дают врагу никакой пощады. Эти юноши и девушки одни и те же в самых разных ситуациях: и тогда, когда их связывают узы дружбы и любви; и тогда, когда обстановка заставляет прятать свои чувства; и тогда, когда во имя дорогих идей приходится вступать в бой, применять оружие, убивать.
Это добрые и щедрые душой люди, подлинные гуманисты. Но их гуманизм боевой, действенный гуманизм патриотов, которые органически не могут жить иной жизнью, чем жизнь советского социалистического общества. '...Ощущение отечества всегда жило в его сердце' - это, по существу, сказано не только об Анатолии Попове. 'Да, я могу жить только так, или я не могу жить вовсе', заявляет Ульяна Громова. Не приходится удивляться, что фашистскую оккупацию в семье Осьмухиных воспринимали как нечто иллюзорное, противоестественное: 'Казалось, надо было просто открыть глаза - и этот мир исчезнет'.
Молодогвардейцы не могут не подняться на борьбу, они находят друг друга на путях борьбы, потому что ищут форм объединения, проверенных в мирные годы и совершенно необходимых при организации подполья. Тяжела эта борьба? Разумеется! История подполья - история многочисленных лишений, краснодонцы шли на жертвы, понимая их неизбежность и ничего не жалея для победы. Но им, воспитанным в духе благородства и человеколюбия, нелегко давалась душевная перестройка, которой требовала жестокая и кровавая война. Напомним два характерных эпизода.
Готовясь к нападению на фашистский концлагерь, к жестокой схватке, юноши ненадолго оказались наедине с природой. Они любуются таинственной и прекрасной ночью, рекой, покрытой серебристой туманной дымкой, стараются отвлечься от мыслей о том, что им придется вскоре делать. И когда был подан сигнал, 'то простое, естественное чувство природы и счастья жизни, которое только что владело ими, сразу их покинуло'. Покинуло, чтобы вернуться вновь, когда будет завершено дело, на которое они встали и которое откроет простор для выявления всех естественных, светлых чувств человеческих.
Другая сцена, - казнь предателя Фомина. Совершая ее, народные мстители испытывали священную ненависть к врагу. Однако они не могли избавиться и от чувства отвращения ко всякому убийству, даже совершенно необходимому. После казни в душе Сережи Тюленина 'менялись чувство удовлетворения и азарт удачи, и последние запоздалые вспышки мести, и страшная усталость, и желание начисто вымыться горячей водой, и необыкновенная жажда чудесного дружеского разговора о чем-то совсем-совсем далеком, очень наивном, светлом, как шепот листвы, журчание ручья или свет солнца на закрытых утомленных веках...'.
Так думают и чувствуют обыкновенные советские люди, сыны и дочери рабочего класса. Но сама тональность рассказа о них выявляет необыкновенность того, что они совершают, и в этом состоит сущность фадеевской романтики. Писатель решительно отводил упрек в том, что он идеализирует своих юных героев. Молодогвардейцы изображены в сложный и острый период жизни, когда в людях раскрываются основные, лучшие стороны их души, их сознания. 'Когда хотите изобразить человека с любовью, - доказывал свою мысль Фадеев, - показать его настоящие, подлинные черты, это не значит, что вы должны замалчивать в человеке его недостатки, а это значит, что способ изображения должен быть такой, когда недостатки не мешают читателю любить этого человека'.
Фадеев верен своему замыслу: обнаруживать в простых, 'обыкновенных' людях внутренний свет. Флегматичный и застенчивый Ваня Земнухов и внешне малопривлекателен - 'длинный, нескладный, сутуловатый'. Но зоркий глаз подметит в нем вдохновение, 'которое таким ровным и ясным светом горело в душе его, отбрасывая на бледное лицо его какой-то дальний отсвет'. Не случайно у Вани 'необыкновенное лицо'. 'Необыкновенным человеком' называет Валя Филатова и Ульяну Громову, в которой за внешним спокойствием тоже таилось 'что-то сильное, большое', а из глубины черных очей - очей, а не глаз! - 'струился... влажный сильный свет'. Фадеев рисовал людей одного поколения, отмечал его общие черты, но рисовал в многообразии ярких человеческих индивидуальностей.
Богат мир чувств Ули Громовой и Олега Кошевого, обоих отличает глубина натуры. Душевная ясность у Олега сочетается с добротой и непосредственностью. Простой, естественный, общительный, он никогда не думал о том, чтобы устанавливать 'дистанцию' между собой и товарищами. Олег ближе Уле, чем, скажем, Сергею Тюленину или Любе Шевцовой.
Сережа и Люба - во многом сходные натуры. Тюленин - весь порыв, движение, бьющая через край энергия. Босоногий мальчишка с азартной душой, Сережа отчаянно смел, способен на самые безрассудные поступки. Люба Шевцова аттестована в романе 'Сергеем Тюлениным в юбке'. Задорная, дерзкая на язык, жившая легко и весело, она прославилась своим насмешливым презрением к немцам, вызывающей отвагой, непринужденным поведением. 'Любка-артистка' увлекалась плясками, казалась всем легким, воздушным созданием, призванным порхать над землей. Любуясь ею, автор романа тем не менее опровергает такое суждение: она только играла в артистки, она просто не могла найти себя. 'Какой-то живчик не давал ей покоя; ее терзали жажда славы и страшная сила самопожертвования. Безумная отвага в чувство детского, озорного, пронзительного счастья - все звало и звало ее вперед, все выше, чтобы всегда было что-то новое и чтобы всегда нужно было к чему-то стремиться'.
Снова мы убеждаемся: духовная, нравственная цельность героев романа не однолинейная, а сложная цельность. Разные качества соединяются в их характерах, и автор напоминает об этом в одном из отступлений, характеризуя все поколение молодежи военных лет с его мечтательностью и действенностью, любовью к добру и беспощадностью, признанием радостей земных и самоограничением. В романе более ста персонажей. Все они из этого самого поколения. Но каждый из них своеобразен: рядом с горячим Сережей
