достижений в нашей стране.
- Тимирязев - великий русский ученый... и революционер... - задумчиво произнес Таусен.
- Коммунист! - вставил Гущин.
- Да... я чтил его как биолога и недостаточно обращал внимания на идейную сторону его жизни и творчества. А теперь я начинаю понимать, что она не менее существенна... Наверно, потому-то каждая правильная идея у вас как бы попадает в какой-то множительный аппарат и приобретает гигантский творческий размах.
- А какие рыбы относятся к осетровым? - вдруг спросил Гущин. - Я знаю осетра, стерлядь...
- Еще белуга, севрюга, калуга, - перечислила Софья Ефимовна.
- Я не думаю, - медленно сказал Таусен, - чтобы этот рыбозавод был у вас одним из немногих.
- Это доказывает, - подтвердил Цветков, - что вы уже уловили характер наших масштабов. Да, таких питомников у нас много, в разных областях страны, и из них непрерывным потоком идет пополнение в наши реки, озера и моря.
После осмотра завода Липкина пригласила гостей обедать. И тут спохватились, что нет Кнуда. Его нашли в цехе, где он успел подружиться с работницами.
За обедом Цветков, покосившись, в сторону Таусена, обратился к Софье Ефимовне:
- Ну, как здоровье вашей сестры?
- Я как раз вчера получила от нее письмо, - ответила Липкина. - Она вернулась с курорта. Врачи нашли, что она вполне здорова, и она начала работать.
- Ваша сестра, очевидно, была серьезно больна? - участливо осведомился Таусен.
- Да, - просто ответила Софья Ефимовна, - у нее был рак пищевода.
Таусен даже встал со стула:
- Был? Но как же так...
Кнуд с изумлением и даже испугом смотрел на Таусена, не понимая, что происходит.
Софья Ефимовна засмеялась:
- Очень просто: его вырезали.
Таусен сел, но по-прежнему не принимался за еду.
- Кто вырезал?
- Луковников, - сказала Софья Ефимовна. - Да будете вы, наконец, кушать? Уха остынет.
Но Таусену было не до еды.
- О Луковникове я, конечно, слышал, - тихо сказал он, - такой знаменитый хирург... Но разве рак пищевода оперируют?
- Вполне.
- О, если бы знать раньше! - взволнованно сказал Таусен, но усилием воли взял себя в руки и начал есть.
- У нас уже лет пять широко практикуются операции рака пищевода, - говорил Цветков. - Теперь эта область не считается недоступной для хирургического вмешательства. Прежде боялись внести инфекцию в грудную полость при таких операциях, но теперь хорошо разработана техника шва и, кроме того, применяют пенициллин, так что эту опасность можно считать устраненной.
- А давно сделали вашей сестре операцию? - спросил Таусен, с некоторым недоверием глядя на Липкину.
- Отлично понимаю ваш вопрос, - сказал Цветков. - Вы хотите знать, может ли быть рецидив? Не может. Конечно, тут дело не ограничивается одним хирургическим вмешательством. Одновременно производится общее лечение.
- Какое же, какое? - настаивал Таусен.
- Если вы не будете обедать... - с притворной угрозой в голосе начала Софья Ефимовна.
- Буду, буду!
И он принялся за отличную янтарную уху.
- Видите ли, - рассказывал Цветков, - сейчас наши физиологи уже окончательно установили, что один из гормонов, а именно мужской, мешает в живом организме одним тканям разрастаться за счет других. Косвенное подтверждение этому находят в том, что женщины гораздо чаще болеют раком, чем мужчины. Этот гормон вводят больным в определенных дозах. Но внутреннее лечение состоит не только в этом, - оно комбинированное. Больному вводят такие микроорганизмы, которые уничтожают раковую опухоль, гарантируя в то же время невозможность метастаза.
- А как именно действуют эти микроорганизмы? - спросил Таусен. Установлена уже вирусная природа раковых заболеваний?
- Этот вопрос пока окончательно не решен, - ответил Цветков.
- Но позволь, - вмешался Гущин, - если бы рак происходил от каких-нибудь бактерий, то он, скажем, передавался бы путем заражения. А ведь это не установлено.
- Не установлено, - согласился Цветков. - Однако ведь те же туберкулезные бациллы попадают в организм множества людей, а заболевают далеко не все. Надо еще, чтобы было предрасположение. Ну, чтобы организм был истощен и ослаблен. Или наследственность... Тут еще не все вполне ясно. Например, возможно, что вирус нарушает нормальную выработку мужского гормона... Может быть, наследственность способствует такому нарушению...
А Таусен в это время с тоской видел перед собой образ покойной жены, которая могла бы... могла бы жить!
Глава 20
К новой жизни!
- Итак, дорогой Таусен, - сказал Рашков, - вы уже побывали в нашем степном заповеднике, где в широких масштабах ведутся экспериментальные работы над домашними животными. Что вы на это скажете, дорогой коллега?
Разговор происходил в кабинете Рашкова, где он месяц назад предложил Цветкову отправиться в командировку. Так же тихо было в громадной комнате, вдоль стен которой тянулись до потолка высокие книжные полки. На столе вперемешку стояли дорогие безделушки из кости и хрусталя и банки с заспиртованными аксолотлями. На подставке возвышалось чучело курицы с обличьем петуха - результат искусственного воздействия на гормональную систему птицы как память о первых работах Рашкова. Тут же на столе лежала стопка свёрстанных листов его новой книги. Сквозь двойные рамы смутно доносился шум Садовой. Все было, как в тот вечер, только против Рашкова сидел не Цветков, а Таусен - тот самый 'талантливый чудак', существование которого они тогда только предполагали. Таусен сидел, прямой, высокий, и с потеплевшим выражением синих глаз смотрел на могучую фигуру Рашкова, на его белокурые, высоко зачесанные назад волосы, в которых тонула седина.
- Мне трудно рассказать обо всех впечатлениях и обо всем, что я пережил за это короткое время, - говорил Таусен.
Его голос уже не был таким равнодушно-деревянным, как в тот день, когда его впервые услышали Гущин и Цветков. В нем звучали живые человеческие интонации, хотя некоторая скованность речи еще напоминала о долгих годах добровольного заточения.
- Нет, я видел немного, - возразил он сам себе. - Очевидно, это лишь ничтожная доля того, что мне еще предстоит увидеть. Но этого хватит, чтобы понять... понять, как бессмысленно я истратил десять лет! - И он замолчал.
Рашков встал из-за стола, подошел к Таусену и, положив ему руку на плечо, сказал:
- Вы еще многое успеете сделать!
Таусен заговорил снова:
- Да, я видел свиней, о существовании которых никогда не мог предположить: сплошная масса жира! Как мне не приходило в голову! Им вводят в кровь инсулин, и это вызывает усиленное образование жира. Конечно, я понимаю, что это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Сколько надо настойчивого труда и сколько надо проделать опытов, чтоб найти дозировку, которая давала бы наилучший эффект и в то же время не вредила бы здоровью животных! Я все, все это понимаю! Но идея-то, она ведь сама напрашивается: давно известно - инсулин способствует образованию жира в организме, преобразует сахар в жир. В этом и заключается сахарная болезнь: поджелудочная железа перестает выделять инсулин, сахар не усваивается организмом, и больной истощается. Ясно, что если искусственно увеличить содержание инсулина в организме, то и выработка жира резко увеличится... Почему же я за все годы не подумал об этом?
Рашков молчал. Таусен сам ответил на свой вопрос:
- Потому что, делая свои опыты, я не думал о том, что они могут дать людям... А это - главный рычаг... Да, я занимался наукой ради науки!
Горькая ирония над самим собой прозвучала в его голосе.
- А знаете, - сказал Рашков, - мы сейчас и другим способом достигаем того же результата.
- Каким же? - быстро спросил Таусен.
- Облучаем заднюю долю гипофиза направленным пучком ультрафиолетовых лучей.
Таусен насторожился:
- Это должно вызвать ослабление деятельности задней части гипофиза!
- .Конечно!
- Позвольте... - Таусен явно волновался. - И это тоже должно вести к сильнейшему ожирению!
- Так оно и есть, - сказал Рашков.
- И что же лучше: облучение или введение инсулина?
- Мы это проверяем, - ответил Рашков. - И то и другое - дело новое. Впрочем, проверяем только, какой метод дает лучшие результаты. И оба метода уже применяются в животноводстве. Откормленных такими способами свиней и коров можно встретить на многих фермах Советского Союза.
- Я видел, - продолжал Таусен, - снежно-белых лисиц искусственной окраски. И этого ваши помощники добились, вводя животным гормон щитовидной железы в комбинации с некоторыми другими железами. Мне и это вполне понятно: ведь цвет волос у человека, например, зависит от содержания в крови гормона щитовидной железы - седина, то есть отсутствие пигмента, появляется при увеличении количества этого гормона. Но я бы никогда не догадался, для чего нужны такие звери. А оказывается, белый мех можно окрашивать во все цвета, и потому он высоко ценится меховыми фабриками. Я видел замечательную породу овец асканийских рамбулье. Какие крупные животные! В каждом больше ста килограммов живого веса, и овца дает до двадцати килограммов в год тончайшей шерсти! Я видел небывалых овец: у них и тончайшее руно и огромные жирные курдюки... Всего не упомнить. И все это за короткий срок создано вашими эндокринологами и селекционерами!
- Это работа не только наших ученых, но и всего нашего народа, - сказал Рашков. - Наряду с учеными у нас каждый может вносить в науку свой посильный вклад. Сила и особенность нашей науки в том, что она не отгораживается от народа, а помогает ему строить
