'В заплыве на 100 метров вольным стилем я состязался с четырьмя чемпионами разных городов. Среди них был чемпион страны X. Я подметил раньше, что, когда его обгоняют, он теряет выдержку. Со старта я сделал сильный рывок. X. сбился с темпа, и я выиграл эту трудную дистанцию'.
Юный спортсмен может и не понимать, что он поступил дурно, нечестно, что он не обогнал, а обманул соперника. Но - редакция! Неужели редактор не почувствовал, что заметка эта могла бы украсить какой- нибудь дореволюционный бульварный листок и не к лицу газете советской, да еще пионерской?!..
Вот другая заметка, в том же духе и в том же стиле.
Идет бойкий рассказ о том, как некий молодой спортсмен не мог пробиться сквозь толпу болельщиков и попасть на соревнования, в которых он участвовал.
'Неожиданно раздался громкий голос:
- Пропустите! Я - Владимир Куц.
Болельщики, как по команде, расступились, услышав имя знаменитого спортсмена. Они образовали коридор, по которому пошел никому не известный паренек'.
Оказалось, что паренек никого не обманул. Он действительно - Владимир Куц, тезка и однофамилец известного бегуна. Но вот заключительная фраза этой заметки:
'Увидев, что вход во Дворец спорта блокирован болельщиками, и боясь опоздать, юный московский гимнаст проявил настоящую спортивную смекалку громко назвал свою фамилию, сообразив, что она его выручит'.
Не будь этой заключительной сентенции, можно было бы и не возражать против публикации этого материала. Если автор и редакция идейно хорошо вооружены, знают и любят детей, хотят им добра - они могут о чем угодно писать и печатать, не боясь при этом впасть ни в беспринципность, ни в ханжество. Можно рассказать (с улыбкой, а не с пафосом) и о проделках того же плутоватого гимнаста, можно писать и о любви, и о поцелуях, и об ошибках взрослых (даже учителей!)... Все дело в правильном акценте, в способе подачи материала и, главное, в наличии у редакции исправно действующего нравственного компаса. А разве не свидетельствует о том, что такого компаса в редакции не имеется, такая вот, например, заметка:
'Советский народ навечно сохранит память о патриотическом подвиге одесского пионера Толи Андриенко.
В начале войны, когда вражеские войска рвались к Одессе, семья Андриенко эвакуировалась в Среднюю Азию. После освобождения Одессы Советской Армией семья Андриенко снова вернулась в родной город. Толе было в то время девять лет.
В развалинах одного дома он нашел запаянную металлическую коробку. В ней мальчик обнаружил золотые вещи, бриллианты. Их награбил у советских людей какой-то фашист.
Толя передал найденный клад в фонд обороны страны'.
Граждане! Снимите шапки! Перед вами немеркнущий подвиг Толи Андриенко. Он не уподобился фашисту, не украл бриллианты и золото, а сдал их государству.
...Подобных примеров, когда мы не только не воспитываем наших детей, то есть не делаем их лучше, а, наоборот, смущаем их, портим, морально дезориентируем, можно привести десятки и сотни. Здесь нет места для них.
Этими заметками я хотел только дать затравку для большого и серьезного разговора, первоочередная важность которого для меня очевидна и несомненна.
1960
МОРАЛЬНАЯ ТЕМА
Кому из наших детских писателей не приходилось хоть раз в жизни выслушивать такое заманчивое предложение:
- Не напишете ли вы рассказ на моральную тему?
'Моральная тема' существует как особый тематический раздел в планах издательств. 'Вопросы морали и детская литература' - напечатано на пригласительном билете Дома детской книги.
А какая это, если подумать, нелепость и какая бессмыслица! На моральную тему... А на какую же еще тему, позволено спросить, может быть книга для детей?! Если книга ничему не учит - ни честности, ни смелости, ни доброте, ни человечности, ни преданности Родине, ни любви к труду, - это не литература, а прейскурант. Конечно, когда я говорю о морали, я говорю не о моральных прописях, не о тех дидактических поделках, какими и до сих пор плотно заставлены полки наших детских библиотек.
'Пионер должен любить Родину'.
'Советский школьник должен любить труд'.
Такие благочестивые призывы наш ребенок слышит, увы, чуть ли не с колыбели. И мастеров сочинять эти правильные лозунги больше, чем требуется.
Но разве о них идет речь - об этих мастерах? Да, именно о них, о людях, которые способны взяться за любую тему, которые напишут вам к восьми часам вечера о чем вы пожелаете: и о честности, и о смелости, и о преданности Родине, и о любви к труду, - и у которых, по существу, нет ни малейшего права обо всем этом говорить. Почему? Да потому прежде всего, что эти быстропишущие товарищи, как правило, очень смутно, очень приблизительно представляют себе, что такое хорошо и что такое плохо. А когда у человека моральный критерий столь шаток и неустойчив, очень нетрудно плохое выдать за хорошее. Это и случается. И, к сожалению, довольно часто.
То, о чем я буду говорить ниже, кое-кому покажется мелочью. Но это не мелочь.
Расскажу такой случай.
Я выступал по радио. Вместе со мной, в той же передаче, должна была выступить девочка-школьница, ученица 5-го или 6-го класса. Она, как я понял, собиралась рассказать радиослушателям о том, как их класс работал на строительстве новой школы. Девочка ужасно волновалась, поминутно заглядывала в бумажку, шептала что-то. И когда пришел бойкий товарищ, репортер, организатор этой передачи, и спросил: 'Ну, как, все в порядке?' - девочка кивнула и протянула ему свой конспектик. Но он даже не взглянул на него, скомкал, сунул в карман и подал девочке другую бумагу:
- Ты это вот будешь читать.
Девочка бегло просмотрела текст и залилась румянцем.
- Что вы, - сказала она, - но ведь там же было совсем не так!..
- Что 'не так'?
- Ну, вот - тут сказано 'крановщица за нами не поспевала'... Мы же, во-первых, никаких крановщиц не видели, а во-вторых...
- Что 'во-вторых'? - рассердился репортер.
- Мы там доски таскали и всякий мусор убирали...
- Ну и что?
- А тут написано такое, чего и не было. Это же неправда.
- Ладно, ладно, голубушка, - снисходительно засмеялся репортер. - Это не страшно. Это же ты не папе с мамой неправду говоришь. Это можно.
И он переглянулся со мной, посмотрев на меня, как взрослый на взрослого: дескать, вы видели, какие наивные пичужки бывают! Но в эту минуту мне не хотелось быть взрослым. Я стал на сторону девочки и даже пытался вмешаться и помочь ей. К сожалению, мы опоздали: парадный и высокопарный текст, сочиненный бойким репортером, был уже санкционирован, скреплен подписью и печатью, и именно эти, чужие лживые слова вынуждена была, запинаясь, деревянным голосом читать в микрофон девочка.
Репортер, с которым я пытался тогда спорить, на очень хорошем счету у начальства. Он - замечательный организатор, ему можно поручить 'провернуть' любую тему. А ведь какое это страшное зло - именно этот человек и именно на этом месте: в редакции детского вещания. Ведь эта девочка, которая до сих пор свято верила в печатное слово и в слово, звучащее из репродуктора, ведь каким потрясением, какой травмой было для нее услышать то, что она услышала из уст этого почтенного взрослого дядьки! А те, другие мальчики и девочки, которые таскали доски и вывозили мусор со стройки и которые вдруг услыхали, как их скромная и правдивая доселе подружка столь нагло и беззастенчиво 'заливает' на весь эфир!.. Да, конечно, она потом объяснит им, как все это случилось. Но вряд ли это объяснение пойдет кому-нибудь на пользу. Из этого объяснения ребята уяснят лишь очень горькую истину: значит, все-таки врать можно! Учителю нельзя, папе и маме - тоже, а в микрофон, в эфир - пожалуйста, сколько угодно. И на это вранье их толкает не кто-нибудь, а сами взрослые.
Скажут: часто ли это бывает! Да, к сожалению, часто. Мы сами не замечаем в повседневности, как много яда рассеивают вокруг эти люди, не ведающие, где кончается правда и где начинается ложь.
