одновременно и заглядывать Геннадию в глаза, и не отставать от него. А ему никак не хотелось останавливаться и вступать в теоретические дебаты посреди двора; девушка, вполне возможно, гениальный натурал, однако она слишком молода, чтобы постичь даже самые основные смыслы слова 'ревматизм'. Геннадий понимал, что убежать ему не удастся, но в собственной квартире ему по крайней мере удастся сесть. Может, даже отделаться от нее, прикинувшись уснувшим.
- Несомненно, несомненно, - ответил Геннадий. - Пойдемте со мной.
Вот уже не в первый раз он позавидовал годам и недугам своего старого приятеля и коллеги Алексия, благодаря которым люди так много ему прощали. Геннадий же был моложе и значительно бодрее, и потому жалости к нему не знали.
- Только не слишком долго, - добавил он со слабой надеждой. - У меня еще очень много всякой бумажной работы, знаете ли.
Девочка Мачера, надо отдать ей должное, стала исправляться; она не начинала разговора, покуда Геннадий не сел и не скинул один ботинок.
- Я считаю, что то, что вы говорили на лекции, просто захватывающе. И так правильно! Вот только, - продолжала она с каким-то мечтательным блеском в глазах, - я всегда думала об этом как о толстом огромном дереве, которое упало и лежит, и если найти в нем трещину и вбить клин, оно вдруг развалится надвое, вот так.
- Простите, - перебил Геннадий. - Думали о чем?
- Простите?
- Что это, - осторожно сказал Геннадий, - то, о чем вы всегда думали как о бревне.
- Что? А-а, понимаю. Ну, Одинаковость, видимо. Или что-то такое, что не Принцип, - я тут немножко путаюсь. Но Принцип вроде клина; находишь трещину, а все остальное очень просто. Какой тут правильный технический термин? Механический выигрыш в силе, точно.
А-а-а, так вот как это делается. Если только ты способен найти трещину, я полагаю.
- Что ж, можно представить и так, - наставительно произнес Геннадий. Собственно, очень неплохое сравнение. Но, безусловно, все это очень далеко от темы лекции.
Девушка, казалось, была озадачена.
- Ах, совсем нет. Все дело в том, что Принцип - это то, что ты используешь, чтобы превратить Одинаковое в Другое. Я хочу сказать, когда оно не хочет превращаться.
Вполне возможно, ты и права; однако откуда мне знать, черт возьми?
- В некотором смысле, - ответил Геннадий. - Тем не менее это слишком сильное упрощение данного явления, если вы не возражаете против моих слов.
Ему искренне и страстно хотелось, чтобы она ушла, эта девушка с миловидным личиком, которая так беспечно болтает о применении Принципа словно мышонок разглагольствует о том, как запрячь сотню кошек в телегу с сыром, - но ужас в том, что она может это делать. Он представил, как Мачера говорит: 'Расколоть мир надвое? Очень просто. Нажимаете здесь, потом вставляете ноготь сюда... '
- Извините, - проговорила она. - Я опять слишком много болтаю? И бегу, еще не научившись ходить. Видите ли, я никогда раньше не думала об этом в таких терминах, но ведь совершенно очевидно, что подобный взгляд правильный. Да вы, конечно, и сами знаете, - добавила она с легкой улыбкой самоосуждения. - Нет, что я на самом деле хотела сделать, так это рассказать вам о проекции, которую я выполнила, пользуясь той особой формулой, что вы меня научили.
Какой ужас, неужели опять? Просто чудо, что мы все еще живы.
- Вам удалась еще одна проекция? - на самом деле произнес Геннадий. Это действительно весьма... Что ж, очень впечатляет. Это было?..
Мачера, глядя ему в глаза, улыбнулась.
- Давайте я вам просто покажу.
...И прежде чем Геннадий успел опомниться, он вдруг очутился рядом с ней в какой-то мастерской около длинного верстака с прикрученными к нему тисками и массой диковинных инструментов, развешанных по стенам (хотя, поскольку она тоже здесь присутствовала, он понял, что, по крайней мере на какое-то время, знает, что вон там лежит скобель, а там - тесло, рубанок, а те тонкие штуковины были пучками конского волоса, который благодаря жесткости и шероховатости можно использовать для шлифовки деревянных изделий). Свет проникал в мастерскую через открытую ставню и падал на спину мужчины, склонившегося над верстаком, - батюшки мои, да это же полковник Бардас Лордан, фехтовальщик, - и на беседующего с ним старика, оказавшегося человеком, которого Геннадий знал очень даже хорошо.
- Алексий?
Патриарх поднял глаза и увидел Геннадия.
- Извините, одну секунду, - сказал он Лордану, который кивнул и продолжал работать. - Привет, Геннадий. Только вчера вспоминал о тебе. Даже не знал, жив ли ты.
- Я тоже. Я имею в виду, - поправился Геннадий, - не знал, жив ли ты. Доходили какие-то слухи, да уж очень невероятные. Боги мои, как я рад, что снова вижу тебя.
Алексий тепло улыбнулся.
- Я тоже. Хотя обстоятельства...
- Понимаю, - поспешно согласился Геннадий, - обстоятельства вряд ли можно назвать идеальными. Послушай, извини, если вопрос покажется идиотским, но когда это происходит? Мы в настоящем, или в будущем, или где?
Алексий немного подумал.
- Полагаю, это не настоящее; я хочу сказать, что еще не встречался с Бардасом в реальной жизни, даже как следует не выяснил, где он живет, знаю только, будто где-то в горах, то есть где угодно. Наверное, будущее.
- Понятно, - отозвался Геннадий. - Что ж, по-своему успокаивает. По крайней мере можно предположить, что оно у нас есть. У тебя все в порядке?
Алексий кивнул.
- Пожалуй. Очевидно, неудобства, неуверенность и беготня от погони подходят мне больше, нежели уют и покой. Я бы даже сказал, что чувствую себя на десять лет моложе, если бы знал, когда все происходит. А как ты?
- Ну, не так уж плохо. Средне, пожалуй. Если не считать, - добавил он, - проблемы, которая у меня возникла.
- Да? А в чем дело?
Силы небесные, он не понимает.
- Видишь ли, - сказал Геннадий нетерпеливо, - это не того свойства тема, которую мне хотелось бы обсуждать в присутствии... э-э... этой юной дамы. Лучше, видимо, в другой раз.
- Что? А, правильно. Надо будет попробовать, но только чтобы все было после этого раза. А то я не пойму, о чем ты говоришь.
- Алексий!
- Прости. Я не хотел быть грубым, просто... ну, немножко смешно, правда? Нормальные люди пишут письма. Извини; я лучше...
...И пальцы Геннадия вцепились в подлокотники кресла. Голова болела так, словно кто-то, приняв ее за воротный столб, прибил к ней перекладину.
- Вообще-то, - пробормотал он, - все было очень хорошо. Вы... э-э... научились это делать совершенно самостоятельно?
Мачера радостно кивнула.
- Оно просто как бы само пришло ко мне. Только я, конечно, все делаю неправильно, - спохватилась она, и лицо ее погрустнело. - Наверное, получилось, потому что раз вы присутствовали...
- Понятно, - уже спокойно сумел произнести Геннадий. - Значит, в первый раз слова были другие?
- Тогда этот старик и второй мужчина разговаривали, - ответила Мачера и коротко пересказала беседу. - Извините, неужели это означает, что я... ну, что-нибудь изменила?
- Ничего существенного, я уверен, - успокоил Геннадий, который отнюдь не был в этом убежден. - Того человека, с которым я разговаривал, зовут Алексий; в Перимадее он был моим другом и начальником. Он
