капельницей в полуобморочном состоянии.
Тщательно наблюдавший за мониторами санитар сообщил, что жизнь его вне опасности, несмотря на большую кровопотерю. Машина летела быстро, с включенной сиреной. Грейс чувствовал себя неважно из- за резких поворотов и тряски. На волю случая он ничего не оставил, пустив сзади и спереди полицейский эскорт.
Позаимствовав у санитара мобильный, он набрал оба номера Клио, но не получил ответа. Потом санитар по его просьбе связался по рации с дежурной. Женщина сказала, что «скорая» направлена в Гарденерс-Ярд. Санитары осмотрели и обработали поверхностные раны Клио Мори, которая отказалась ехать в больницу, желая остаться дома.
Грейс сам вызвал по той же рации патрульную машину, стоявшую у дома Клио, и велел находившимся там двум полицейским оставаться на месте до его приезда и как можно скорее застеклить окно.
В тот момент, как он покончил с инструкциями, второй полицейский автомобиль, следовавший за ними, дал сигнал сирены и остановился.
Из нее выбрался позеленевший молодой полицейский и поспешил к ним, держа что-то завернутое в окровавленную тряпку.
– Сэр! – обратился он к Грейсу.
– Что там у вас?
– Его рука, сэр. Может быть, можно еще пришить. Только нескольких пальцев недостает. Наверно, колеса размозжили. Мы их так и не отыскали.
Грейс, подавив желание объяснить, что, когда он покончит с Норманом Джексом, рука ему уже не сильно понадобится, мрачно буркнул:
– Правильное решение.
Джекса вывезли из операционной вскоре после полуночи. Больница не сумела связаться с единственным местным хирургом-ортопедом, несколько раз с успехом пришивавшим члены, а находившийся в больнице главный хирург, который только что закончил штопать мотоциклиста, признал кисть чересчур поврежденной.
Грейс заметил на кисти кусок пластыря и попросил оставить ее в холодильнике для криминалистов. Он убедился, что Джекс находится в отдельной палате на четвертом этаже, с крошечным оконцем и без пожарной лестницы, и к нему приставлена целая рота констеблей для круглосуточной охраны.
Наконец, уже не ощущая усталости, а, напротив, бодрый и взволнованный, он поехал к Клио. Левая щиколотка болела при каждом нажатии на педаль. Он с радостью увидел пустую патрульную машину на улице и застекленное окно, а хромая к парадному, услышал гудение пылесоса.
Клио открыла ему с пластырем на лбу, с подбитым и распухшим глазом. Два констебля сидели на диване и пили кофе, пылесос стоял на полу рядом с ними.
Она слабо ему улыбнулась:
– Рой, милый, ты ранен?
Он сообразил, что до сих пор запачкан кровью Джекса.
– Нет, не ранен, все в порядке. Надо только переодеться.
Констебли ухмыльнулись. Не обращая на них внимания, Грейс обнял Клио, поцеловал в губы, крепко прижал к себе, крепко-крепко, не желая больше отпускать.
– Боже, как я люблю тебя, – шепнул он. – Как я боялся, что может случиться что-нибудь…
– Ты его взял?
– Почти полностью.
120
Норман Джекс смотрел на Грейса угрюмо и злобно со своей койки в маленькой палате. Правое предплечье забинтовано. На левой кисти оранжевая больничная именная бирка. Бледное лицо в синяках и царапинах.
Гленн Брэнсон стоял позади Грейса, два констебля сидели снаружи в коридоре.
– Норман Джекс? – спросил Грейс. Странно было разговаривать с полной копией Брайана Бишопа, вплоть до стрижки. Словно Бишоп разыгрывал с ним дурную шутку, действительно находясь в двух местах одновременно.
– Да, – ответил тот.
– Ваше полное имя?
– Норман Джон Джекс.
Грейс записал в блокноте.
– Норман Джон Джекс, я суперинтендент уголовной полиции Грейс, это сержант Брэнсон. На основании обнаружившихся свидетельств я арестую вас по подозрению в убийстве мисс Софи Харрингтон и миссис Кэтрин Бишоп. Вы можете хранить молчание, иначе все сказанное вами может быть использовано против вас в суде. Понятно?
Джекс с невеселой улыбкой приподнял левую руку:
– Будет непросто надеть на меня наручники, не правда ли, суперинтендент Грейс?
Опешивший от подобной дерзости, Грейс парировал:
– Верное замечание. Зато теперь будет легко отличить вас от вашего брата.
– Весь мир всегда мог отличить меня от брата, – с горечью заметил Джекс. – Чего конкретно вам надо?
– Вы готовы с нами побеседовать или хотите сначала вызвать адвоката? – уточнил Грейс.
Джекс улыбнулся:
– Я с удовольствием с вами поговорю. Почему бы и нет. Все время на свете в моем распоряжении. Сколько вам его уделить?
– Сколько можете себе позволить.
Джекс покачал головой:
– Нет, суперинтендент, по-моему, вам этого не надо. Поверьте, вам вовсе не нужно то время, которое у меня в запасе.
Грейс, хромая, подошел к стоявшему у койки стулу, уселся.
– Что вы имели в виду, сказав, будто весь мир мог отличить вас от брата?
Джекс послал ему ту же кривую холодную усмешку, с какой вчера вечером спускался к нему по лестнице в доме Клио.
– Он родился с серебряной ложкой во рту, а я… знаете с чем? С пластмассовой дыхательной трубкой в горле.
– Каким образом это позволяет отличать вас друг от друга?
– У Брайана с самого начала было все. Крепкое здоровье, состоятельные и благополучные родители, обучение в частной школе. А у меня? Недоразвитые легкие, первые месяцы жизни прошли в инкубаторе, в этой самой больнице. Ирония судьбы, да? У меня всю жизнь слабая грудь. И поганые родители. Понимаете, о чем я говорю?
– Не понимаю, – сказал Грейс. – Мне они показались довольно приятными людьми.
Джекс твердо взглянул на него:
– Вот как? А что вы о них знаете?
– Я сегодня с ними встречался.
Джекс вновь усмехнулся:
– Вряд ли, суперинтендент. Мой отец умер в девяносто восьмом году, прокляни Господь его душу, мать двумя годами позже.
Грейс секунду помолчал.
– Прошу прощения, по-видимому, я чего-то не понимаю.
– Чего тут непонятного? – бросил в ответ Джекс. – У Бишопа прекрасный дом, хорошее образование,
