постараемся, чтобы он был как можно короче, – а следующий состоится завтра утром.
– Долго мне здесь придется оставаться? Вы не можете освободить меня под залог?
– О залоге можно ходатайствовать, только когда полиция выдвинет против вас обвинение. Без предъявления обвинения она имеет право задерживать подозреваемого лишь на двадцать четыре часа, а потом в случае необходимости продлить срок еще на двенадцать.
– Значит, меня могут здесь продержать до утра среды?
– Боюсь, что так.
Бишоп замолчал. Ллойд поднял лист бумаги:
– Здесь кратко изложена информация, которую полиция готовится нам предоставить на данном этапе. Если вам трудно читать, я могу прочесть вслух.
Бишоп кивнул, охваченный болезненной слабостью. Ему даже не хотелось говорить.
Прочитав то, что было написано на листке, адвокат от себя добавил то немногое, что сумел вытянуть из сержанта Брэнсона.
– Все понятно? – спросил он, закончив.
Бишоп снова кивнул. От услышанных слов ему стало еще хуже. Они падали в душу, как черные камни, отягощая и без того мрачную тоску. Казалось, будто он сидит на самом дне глубочайшей на всем белом свете шахты.
За несколько следующих минут солиситор кратко перечислил вопросы, которые ему могут задать на первом допросе, и проинструктировал, как отвечать. Велел говорить немногословно – с готовностью, но коротко. Если какие-то вопросы покажутся неуместными, Ллойд сам скажет об этом. Ллойд также поинтересовался, как он себя чувствует, вынесет ли предстоящее испытание, не требуется ли ему врач, лекарства. Он ответил, что с ним все в порядке.
– И последний вопрос, который я должен задать, – сказал Литон Ллойд. – Вы убили свою жену?
– Нет. Ни в коем случае. Это смешно. Я любил жену. Зачем мне ее убивать? Нет, я ее не убивал. Действительно не убивал. Вы должны мне поверить. Я просто не понимаю, что происходит.
Солиситор улыбнулся:
– Хорошо. Для меня это очень неплохо.
90
Когда Грейс шел вдоль бетонной дорожки, отделяющей основное здание Суссекс-Хаус от блока предварительного заключения, его одолевали мрачные мысли. Он прижимал к уху мобильник, и тревожный узел в желудке закручивался все туже. Во рту пересохло от страха. Прошло уже больше двадцати минут. Почему Клио не перезвонила? Ее мобильный телефон переключился на голосовую почту, и он набрал номер морга. После четвертого звонка включился автоответчик. Он подумал, не вскочить ли в машину и не поехать ли туда, но это было бы безответственно. Надо быть здесь, следить и тщательно анализировать ход допроса.
Поэтому он позвонил в патрульную службу, объяснил дежурному, кто он такой и в чем его проблема, и с облегчением услышал в ответ, что как раз сейчас в том районе находится бригада и ее немедленно направят к моргу. Грейс попросил, если можно, перезвонить ему, когда полицейские будут на месте, и обрисовать ситуацию.
Нехорошо все это. Очень нехорошо. Хотя он знает, что Клио всегда запирает двери и в морге стоят камеры наружного наблюдения, все равно нехорошо, что она осталась там одна поздним вечером. Особенно после вчерашнего происшествия с автомобилем.
Он поднес карточку-пропуск к серому глазу электронного устройства на двери, вошел в тюремное здание и оказался в круглом зале, где, как обычно, регистрировали прискорбную горстку хулиганов из низших слоев – среди прочих костлявого юнца в рваной куртке, камуфляжных штанах и сандалиях.
Джейн Пакстон уже сидела в маленькой комнатке наблюдения перед цветным монитором, включенным, но еще пустым. Аудио- и видеоаппаратура отключена, чтобы Бишоп конфиденциально поговорил с адвокатом до официального начала допроса. Она предусмотрительно запаслась для них двумя бутылками воды. Грейс положил блокнот на консоль перед своим стулом и направился к маленькой кухоньке в конце коридора заварить себе кружку крепкого кофе. Дешевый кофе в большой жестяной банке имел затхлый запах. Какой-то придурок не убрал молоко в холодильник, оно скисло, поэтому пришлось пить черный. Вернувшись в комнату, он спросил:
– А вы не хотите чаю или кофе?
– Не употребляю, – сказала Джейн Пакстон с легким укором, словно он предложил ей наркотики класса «А».
Когда Грейс поставил кружку, в динамике раздался треск, экран, вспыхнув, ожил. Теперь на нем были четверо мужчин: Брэнсон, Николл, Бишоп и Ллойд. Все без пиджаков, детективы в галстуках, но рукава рубашек закатаны.
В комнате наблюдения были установлены две камеры, и Грейс переключился на ту, с которой лучше был виден Бишоп.
Обращаясь к Бишопу и время от времени бросая уважительный взгляд на его адвоката, Гленн Брэнсон начал со стандартной фразы, которая обязательно произносится в начале допроса подозреваемых:
– Ведется аудио- и видеозапись допроса, которая может просматриваться на расстоянии.
Грейс поймал его мельком брошенный холодный взгляд. Бишоп кивнул, выслушав предупреждение.
– Двадцать два пятнадцать, понедельник, седьмое августа, – объявил детектив. – Я сержант Брэнсон. Не могли бы вы назвать себя?
Брайан Бишоп, Литон Ллойд, констебль Николл по очереди представились. После чего Брэнсон продолжил:
– Мистер Бишоп, пожалуйста, опишите как можно подробнее, где вы находились в течение двадцати четырех часов до того, как я и констебль Николл пришли повидаться с вами в гольфклуб Северного Брайтона утром в пятницу.
Грейс внимательно наблюдал за Бишопом, излагавшим события. Тот предварил рассказ замечанием, что обычно по утрам в понедельник ранним поездом отправляется в Лондон, где живет всю неделю один в своей квартире в Ноттинг-Хилле, допоздна работает, часто проводит вечерние совещания и возвращается в Брайтон на выходные по пятницам вечером. На прошлой неделе ему предстояло участвовать в турнире по гольфу, устроенном в честь столетия клуба и стартовавшем рано утром в пятницу. Поэтому он был вынужден ехать в Лондон поздно вечером в воскресенье, чтобы при нем была машина, на которой можно было бы утром в пятницу поехать прямо в клуб.
Грейс отметил в блокноте это отступление от прежних показаний Бишопа.
Бишоп описал свой рабочий день в офисе компании «Интернэшнл ростеринг солушнс», расположенном на Ганновер-сквер, откуда он вечером направился пешком до Пикадилли, так как должен был встретиться со своим финансовым консультантом Филом Тейлором за ужином в ресторане «Уолсли».
Он объяснил, что Фил Тейлор занимается его личным ежегодным налоговым планированием. После ужина он вышел из ресторана, вернувшись домой чуть позже, чем рассчитывал, и выпив чуть больше, чем намеревался. Спал плохо, отчасти в результате выпитого бренди и двух больших чашек кофе эспрессо, отчасти потому, что боялся проспать и опоздать утром в клуб.
Строго придерживаясь составленного плана, Брэнсон то и дело просил конкретных подробностей, особенно о людях, с которыми Бишоп в тот день разговаривал. Спросил, разговаривал ли он в тот день с женой, и Бишоп ответил, что Кэти звонила ему около двух часов насчет покупки кое-каких растений для сада, так как он собирался в начале сентября устроить для своих служащих субботний ленч в саду.
Бишоп добавил, что, вернувшись после ужина с Филом Тейлором, позвонил в «Бритиш телеком» с просьбой позвонить и разбудить его утром в пять тридцать.
