была улыбка.
– Мадам, мы друг друга не поняли. Или вас кто-то неправильно информировал. Двадцать процентов? Но, Боже мой, это же не для вас. Вы – совершенно особенная женщина, титулованная, приближенная к королеве. Как я могу оскорбить вас такой цифрой?
Удивленная, я спросила:
– Но сколько же вы в таком случае потребуете?
– Я хочу сорок процентов, мадам. Сорок процентов.
Я была ошеломлена – и названной цифрой, и той насмешливой небрежностью, с которой он ее произнес.
– Вы понимаете, что говорите, сударь?
– Разумеется, – весьма любезно отвечал он.
– В таком случае я буду вынуждена обратиться к другому банкиру, чьи аппетиты более скромны.
– Да, но никто не предоставит вам триста тысяч ливров в столь короткий срок. А ведь вам, как мне известно, уже через неделю нужно сделать первые выплаты и вашей портнихе, и ювелирам.
Мною овладел гнев.
– Откуда вы знаете? Вы что, шпионите за мной?
– У каждого банкира есть своя разведка, на этом я и делаю деньги.
– Я обращусь в полицию, если вы не прекратите эту слежку.
Смеясь, он показал мне газету – какой-то желтый бульварный листок:
– Успокойтесь, принцесса. Все уличные газеты рассказали, что статс-дама королевы была у мадам Бертен и заказала необыкновенное платье. А также драгоценности у Боссанжа.
Я брезгливо подалась назад. Подобные бумажки всегда вызывали у меня отвращение, я их никогда не читала.
– Уберите это, пожалуйста! Совсем необязательно так близко показывать мне эти листки.
– Как вам будет угодно.
Он снова сел, бросил взгляд на золотой портсигар, словно ему очень хотелось курить, но мое присутствие мешало этому.
– Итак, мадам, сорок процентов. Знаете, я ведь всего лишь буржуа, куда мне до аристократического благородства! У меня нет никаких прав, я простой скупой банкир, которому приходится экономить каждый ливр, чтобы не потерять своего состояния. Если бы вы знали, как тяжела жизнь! Сейчас, мадам, я на грани разорения.
Я слушала его, насторожившись. Он заговорил вдруг каким-то сварливым тоном, будто подражая Панталоне из комедии дель арте.[18] Он издевался, строя из себя Гарпагона![19] Издевался надо мной, черт побери, словно я была неспособна отличить правду от насмешки! Я гневно сжала руки:
– Что за спектакль вы здесь разыгрываете, сударь!
– О, прошу прощения.
Он был явно удивлен тем, что я разгадала его шутку. Удивлен, посчитав меня глупее, чем я оказалась на самом деле. И тогда я поняла. Он прекрасно почувствовал все мое высокомерие и тщательно скрываемое презрение, и эти его сорок процентов – не что иное, как уловка, желание заставить меня торговаться, низвести до собственного уровня. И, черт побери, я уже почти торговалась! Я вот-вот попалась бы на его удочку… Кровь отхлынула от моего лица, я побледнела, словно меня уличили в дурном поступке.
– Сударь, я согласна на ваши сорок процентов.
Это был мой ответный удар, и он попал в точку. Победа пока никому не принадлежала, но ничья была достойной. Клавьер бросил на меня недоверчиво-удивленный взгляд:
– Вы согласны взять триста тысяч, а отдать четыреста двадцать?
– Да. В полуторагодичный срок.
На этом его удивление и кончилось, во всяком случае, он его больше не выдал. Сам, не вызывая клерков, Рене Клавьер составил вексель. Свет лампы золотил его густые светлые волосы. Я невольно заметила, какая красивая у него голова – гордо посаженная, похожая на великолепно изваянные головы греческих богов. Профиль почти классический, серые глаза прищурены лукаво и насмешливо… Мне невольно пришло в голову: почему этот буржуа выглядит аристократичнее многих версальских завсегдатаев?
Он поднял голову, но я, к счастью, успела отвести глаза.
– Все готово, принцесса. Можете даже не перечитывать. Для вас я составил вексель с предельной точностью.
– Потрудитесь передать мне его, – сказала я холодно. Он не передал, а поднялся из-за стола, обошел его и, подойдя ко мне, галантно положил передо мной бумагу.
– Подписывайте, сударыня. Вот перо и чернила…
– Да, я вижу.
Я обмакнула перо в чернильницу, склонилась над бумагой, чувствуя себя слегка неудобно оттого, что Клавьер стоит совсем рядом за моей спиной. И что его заставляет стоять именно так? Решив не задумываться над этим, я тщательно вывела свою подпись, длинную и значительную: «Сюзанна Маргарита Катрин Анжелика де Сен-Клер, принцесса д'Энен»…