темноте неплохо живется».
Старые, заскорузлые умы, и в этом вся проблема. Думминг не особо держался за старые традиции. Ему было далеко за двадцать, но он уже занимал достаточно важный пост, а следовательно, представлял собой заманчивую мишень для амбициозного университетского молодняка. Вернее, представлял бы, если бы этот самый молодняк не просиживал целые ночи за Гексом, пока глаза не закипали.
Но в общем и целом карьера Думминга не интересовала. Он был бы абсолютно счастлив, если бы его всего-навсего
Мертвое университетское наследие тяжким грузом давило на плечи Думминга Тупса. А сверху этого наследия вдобавок взгромоздились ныне старшие волшебники. И пытались там подпрыгивать.
Они даже не пытались научиться ничему новому и помнили только одно: как славно было в старые добрые времена. Они спорили и ругались друг с другом, будто дети малые, и единственный, кто порой говорил хоть что-то осмысленное, — это орангутан-библиотекарь.
Думминг принялся свирепо ворошить палкой в костре.
Из веток волшебники соорудили для госпожи Герпес грубый, зато вполне благопристойный шалаш, куда домоправительница и удалилась, пожелав всем спокойной ночи и целомудренно прикрыв вход большими пальмовыми листьями.
— Очень достойная дама, эта госпожа Герпес, — одобрил Чудакулли. — Пожалуй, и я подремлю чуток.
С другой стороны костра уже доносилось чье-то сладкое похрапывание.
— Думаю, нам стоить выставить дежурного, — высказался Думминг.
— Отличная идея, — похвалил, удаляясь, Чудакулли.
Скрипнув зубами, Думминг повернулся к библиотекарю, который временно возвратился на землю двуногих. Орангутан, мрачно завернувшись в одеяло, смотрел на огонь.
— Пусть даже мы, так сказать, и не дома, надеюсь, хоть ты чувствуешь себя здесь как дома?
Библиотекарь отрицательно покачал головой.
— Кстати, в этом месте есть еще одна странность, которая меня беспокоит.
— У-ук?
— Древесина. Меня никто не слушает, но это
— У-ук?
— Из чего следует, что мы довольно далеко от судоходных путей… О нет… борись с собой, борись!
Библиотекарь отчаянно морщил нос.
— Быстро! Сосредоточься… У тебя есть руки, есть ноги! Не ножки, а именно ноги!
Библиотекарь с несчастным видом кивнул. И чихнул.
— А-ук? — произнес он, обретая наконец более или менее стабильную форму.
— Что ж, — удрученно отозвался Думминг. — По крайней мере, на этот раз ты превратился в нечто одушевленное. Хотя для пингвина ты несколько великоват. Видимо, твой организм все-таки борется, пытаясь перевоплощаться во все более близкие тебе формы.
— А-ук?
— Но вот что забавно: по-видимому, рыжая шерсть является доминантной чертой…
Библиотекарь наградил его суровым взглядом, отвернулся и, переваливаясь, отошел на несколько шагов, где снова уселся, повернувшись к Думмингу спиной.
Думминг осмотрелся по сторонам. Что ж, похоже, дежурить придется ему — хотя бы потому, что больше добровольцев не было. Ничего удивительного…
В листве деревьев порхали какие-то мелкие твари. Море фосфоресцировало. Звезды светили.
Он поднял глаза к небу. По крайней мере, оно никогда не подве…
И вдруг он увидел, что
— Аркканцлер!
«Ну, и давно ты обезумел?» Не самый лучший способ завести беседу… Как бы все-таки начать?
— Гм-м, э-э… Вот уж не ожидал встретить здесь гнома, — промямлил Ринсвинд.
— О, нашу семейку принесло сюда из Фигли-фьорда. Я тогда еще под стол пешком ходил, — откликнулся Безумный. — Мы собирались проплыть чуток вдоль бережка, а тут вдруг, откуда ни возьмись, ураган. Потом — шарах-бабах! — корабль в щепки и мы по колено в попугаях. Но могло быть и хуже. Дома я бы торчал в холодной, промозглой шахте, ковырял бы породу, а тут земля возможностей. Здесь гном может стать большим человеком.
— В самом деле, — отозвался Ринсвинд, стараясь, чтобы его лицо ничего не выражало.
— Но смотреть на остальных сверху вниз — это, конечно, плохо, — продолжал Безумный.
— Разумеется.
— В общем, мы осели, стали обживаться. Теперь у отца сеть чертовских булочных в Пугалоу.
— Торгуете гномьим хлебом?
— Точняк! С гномьим хлебом любой кишащий чертовскими акулами океан одолеешь, — кивнул Безумный. — Кабы не этот хлебец, мы б…
— …Не забили всех тех акул до смерти?
— А ты, гляжу, знаешь толк в хлебе насущном!
— Слушай, этот Пугалоу — большой город? Там есть пристань?
— Треплются, что есть. Сам-то я там не был. Предпочитаю вольное житье-бытье.
Земля содрогнулась. Ветра не было, но кусты вдоль дороги закачались.
— Вроде как буря идет, — заметил Ринсвинд.
— Чо-чо?
— Ну, это такая штука. Когда дождь.
— Летающую корову через косяк! И ты веришь в эту ерунду? Дедушка, бывало, тоже как наберется пива, так заводит свою шарманку. Старые сказки все это. Штоб с неба падала вода? Побереги мои уши!
— А что, здесь такого никогда не бывает?
— Конечно, нет!
— А у нас дождь идет сплошь и рядом, — сообщил Ринсвинд.
— Н-да? И как вода забирается на небо? Она ведь тяжелая.
— Ну… она… это… Ее солнце высасывает. Типа того.
— Как так?
— Не знаю. Высасывает, и все.
— А потом вода падает обратно?
— Да!
— На халяву?
— Ты что, никогда дождя не видел?
— Слуш, всем известно: вода течет глубоко под землей. И это разумно. Вода тяжелая, вот и просачивается туда. Ни разу не видел, штоб вода текла в воздухе, друг.
— А как, по-твоему, вода попадает на землю?
Лицо Безумного приняло изумленное выражение.
— А как на землю попадают горы?
— Горы? Они просто есть, и все!
— Да чо ты говоришь? Стало быть, с неба они не падают?
— Разумеется нет! Они ведь гораздо тяжелее воздуха!
