вылетали из него слишком быстро и оттого налипали друг на друга. Мэгги как раз тусовалась у так называемой вакуумной — хотела с тоски покувыркаться с часик в невесомости, да там, как назло, резвилась Сюзи (и ее прихлебалы), как вдруг увидела на широком стекле, за которым ввиду вечера царил белесый сумрак, длинный лопоухий силуэт, повернулась — а за спиной стоит он, этот самый Зах, во всей красе: тощий, нескладный, руки в карманах широких черных и длинных, ниже колена, шорт с кучей шнурков и ремешков, на пронзительно зеленой майке надпись «Пигуфака»,[4] рожа круглая, довольная, зубы через один, уши как локаторы, нос ма-а-асенький, курносый — просто подарок какой-то. «Хай! — дружелюбно заявил подарок. — Трешься? Я Зах(к), нейбор ваш». — «Хай, — отвечала Мэгги. — Так, шпацирю». Зах шагнул к вакуумной, глянул в стекло и хитро мигнул. «Не, трешься. Ждешь, как те сифы сбэкают». Мэгги ему ничего не ответила, отвернулась — еще тоскливее стало из-за проницательности ушастого хмыря. «Поизай, — внезапно с искренним сочувствием в голосе хлопнул ее по плечу Зах. — Дубанем зулы? У меня хаоцзильная». Зулы Мэгги еще ни разу дубануть не выпадало, и она с интересом покосилась на Заха.
Через некоторое время они уже сидели в самом темном и укромном уголке местного псевдосада и увлеченно дубили зулу — один косяк на двоих. Зах оказался удивительно компанейским и простым в общении парнем, а может, тому способствовала впервые попробованная зула — да, скорее всего, именно она, — но уже после третьей затяжки Мэгги начала идиотически-радостно прихихикивать, жизнь сделалась легкой и удивительно приятной, а ушастый Зах показался давно знакомым, надежным приятелем. Более опытный в обращении с зулой Зах старательно зажимал Мэгги рот холодной ладонью, когда та начинала ржать в полный голос, и так они безмятежно колбасились среди цветущих полей иллюзорной, брызжущей жизнью Земли почти до полуночи — до тех пор, пока благословенная зула не иссякла и не зашуршали своими прибамбасами механические уборщики.
С тех пор Зах взял привычку наведываться в блок к Мэгги — ему уже сделали коррекцию, и, как совершеннолетний гражданин, он совершенно спокойно покидал соседний, на том же уровне, интернат для мальчиков. Мэгги — Зах звал ее Мэг — обрела в нем верного и всегда жизнерадостного друга, а Зах, неосознанно лелея свое юное либидо, испытывал искреннее удовольствие от расположения столь красивой девочки — да, Мэгги всегда отличалась правильностью черт и форм, — которой незаметно стал совершенно необходим.
В сущности, сам Зах был еще более одинок. Однажды он спросил Мэгги: «А твои челы — кто?» — и Мэгги отчего-то решительно брякнула: «Давно кончились», — хотя в то время Ричард с Симбой были еще очень даже живы. Зах же оказался натуральным сиротой, причем сиротой со стажем: все его родственники канули в катастрофе при втором сдвиге континентального шлейфа Новой Антарктиды, и мальчишку держали в престижном интернате за счет их совокупной пенсии. Но скоро эта лафа должна была кончиться. После пятнадцати Заху предстояло самому устраиваться в жизни — а на колледж пенсии ну никак не хватало, — так что ушастому любителю дубануть зулы светило болтаться в свободном полете, как контейнеру с радиоактивными отходами: отсюда выбросили и никуда не принимают. Пацан старался не думать о светлом будущем, он вообще жил сегодняшним днем, этот ушастый Зах. Оттого-то маек с надписью «Пигуфака» у него был целый ворох — всех цветов и фасонов, — и парочку Зах преподнес Мэгги, а она в ответ подарила ему один из трех своих ноуз-рингов, с голограммой в виде преследующего собственный хвост пятицветного дракончика.
Мэгги считала, что Зах помог ей выжить, и потому, когда он однажды предложил свинтить из интерната — «тайм вставать на ран, цзибафак, ты как, ин или аут?» — девочка согласилась не раздумывая.
6
Поместье Чэня выросло перед ними как из-под земли.
Еще вот, казалось, шагов сто назад ничего не было — и вдруг из знойного марева, наполненного хилыми песчаными вихрями, явились глазам толстая приземистая стена, и в стене — ворота, красные ворота, окованные металлическими пластинами, и с громадными бронзовеющими в косых лучах очередного уходящего солнца кольцами.
Это каким же здоровым надо быть, чтобы такое колечко приподнять да в ворота ударить?
Так подумал удивленный Чесотка, остановился и поскреб нос.
— Что? — спросила наскочившая на него Мэгги: по случаю поднявшегося ветра она укутала лицо платком почти до самых бровей, а выше начиналась старая соломенная шляпа, которой ее одарил щедрый китаец Лун, так что девушка двигалась практически на ощупь. А Чесотке песок не препятствовал: его вела вперед надежда — новые овцы. Неужели?
— Да вот, — указал свободной от зонта рукой Джейсон, наблюдая ворота. — Пришли, кажется.
— Задвиг! — облегченно прокомментировала племянница, плюхнулась на песок и сделала пару глотков из бурдюка. — Реально пришли?
Джейсон поглядел на нее. Забавно: в лучах заходящего и встающего солнц Мэгги отбрасывала целых две тени, одну длинную и вторую покороче. Нет, правильно он сделал, что не попил родственной крови.
— Я в этой пустыне в первый раз, — сообщил Чесотка. — Но если Лун не ошибся…
В воротах между тем отворилась невысокая, как раз в человеческий рост, калиточка, и некая фигура призывно махнула рукой: давайте, мол, сюда, чего расселись!
— Нам бы к гуну Чэню, — объявил Джейсон, когда они добрели до ворот. С ног до головы закутанный в белое страж калитки молча смотрел на них сквозь узкую щель. — Лун… Лун Вэнь-чжэн сказал, что господин Чэнь, возможно, будет так любезен…
— Лун Вэнь-чжэн? — прокаркал страж. — Проходите! — И отступил назад.
Войдя внутрь, Чесотка и Мэгги оказались в своеобразном предбаннике-междустенье: сзади высилась одна стена, а впереди — другая, и еще одни ворота, но если первая стена была потрескавшаяся, повидавшая виды, то следующая радовала глаз яркими красками росписи: вправо и влево тянулась по ней широкая полоса тесно переплетшихся меж собой драконов, и сверху над драконами блестела яично-желтая черепица. И у этой стены песчаные вихри словно ножом отрубало.
Поле, понял Джейсон.
Это правильно.
Полезно иметь защитное поле в такой дыре, как эта. Лишь окончательно свихнувшийся от хай-крэка полный идиот или пережаривший голо-симуляторами остатки мозгов кибер-скипер из-под Большого Бомбея торчал бы посреди пустыни, не накрывшись силовым колпаком. Вот ведь уроды — эти, из транспортной компании, в их вонючих спасательных челноках место для маленького генератора нашлось бы точно. Сэкономили, гады.
Страж выпростал из-под балахона руку с маленьким пультом, ткнул им в поле: образовался видимый глазу проем, и в него тут же с удовольствием хлынул песок, а потом махнул рукой: быстрее!
Чесотка ухватил Мэгги за локоть и шагнул в проем, страж мгновенно оказался рядом. Дырка в поле затянулась.
— Уф-ф-ф-ф… — выдохнул Джейсон. Под силовым колпаком было тихо, прохладно, легко пахло корицей и в то же время чем-то механистическим, неживым, будто совсем неподалеку функционировали неслабые машины. Если это и было так, то машины работали совершенно беззвучно — до ушей Чесотки доносилось лишь близкое журчание воды да нечто похожее на… ну да, совершенно определенно: на щебетание птиц!
Мэгги тоже услышала и недоуменно на анкла покосилась: с живыми птицами ей, само собой, сталкиваться не приходилось. Джейсон пожал плечами и взглянул на стража.
Тот распахнул очередную калитку в очередных воротах и жестом пригласил гостей следовать за собой. Похоже, парень в белом не любил трепать языком еще больше самого Чесотки, которого никто бы никогда болтуном не назвал.
— Тут что, в лайфе одни чины?.. — спросила неведомо у кого Мэгги.
