Родителей вызвали к директрисе, и та робко предложила называть Гонзо его настоящим именем. Мол, имя Гонзо имеет провокативное звучание, побуждая ребенка совершать не свойственные его возрасту поступки. Родители обещали подумать. Но лично я категорически против. «Виктор» мне никогда не выговорить!
Вечером под входной дверью мы обнаружили цинковое ведро, полное красных гвоздик. Соседка сказала, что ведро принес элегантный пожилой мужчина. Бабушка ходит важная как пава.
Мама Эльки сменила страховое агентство.
Суббота, 20 мая
Бабушка позвонила из города и сказала, что приедет через двадцать минут. От нас требуется: вымыть уши, собраться в гостиной и производить впечатление психически уравновешенных людей. Кто бы говорил! Мама засуетилась и послала папу в магазин за лазаньей (для корсиканца). Я даже надел костюм, пусть бабушка гордится мной хоть раз в жизни.
Мама отменила занятия в группе поддержки, влезла в платье, в котором защищала диплом, и мы все столпились у окна, высматривая гостей. Наконец подъехало такси, но мы почти ничего не увидели, так как наша соседка заслонила своим крупным телом маленькую щель в изгороди. Пока мы толкались у окна, отворилась дверь – и корсиканец явился во всем блеске.
До того я видел пару иностранцев, но этот выглядел просто обалденно! По-моему, он состоит в родстве с Эркюлем Пуаро и Сальвадором Дали. Корсиканец был одет, как и положено, в полосатый костюм, двигался по-кошачьи, и усы у него тоже были как у кота. Даже огромная бородавка на крючковатом носе выглядела как нельзя к месту. Краем глаза я заметил, что у мамы дрогнули коленки. Для психолога она что-то слишком часто теряет контроль над ситуацией. Отец же с глупым видом все время подтягивал спадающие штаны. Наверное, на фоне нашего гостя мы походили на труппу бродячего цирка.
– Бонжур, добрый день, здоровеньки булы, – приветливо поздоровался корсиканец.
Мы будто к полу приросли. Положение спас Гонзо, он спрыгнул на гостя с антресолей в костюме Бэтмена. Все кинулись поднимать их, а бабушка просто зашлась от восторга, будто не понимая всей серьезности ситуации. Вопреки моим опасениям, корсиканец громко смеялся, и я отказался от мысли увести Гонзо в глухой лес и оставить там привязанным к дереву. Мама первой пришла в себя:
– Пожалуйте к столу.
К этому времени лазанья, поставленная в духовку, обуглилась. Бабушка запихивала в вазу поломанные при падении поклонника цветы и спрашивала меня драматическим шепотом:
– Ну что? Как он тебе?
– Сам не знаю, но вообще… высший класс!
Антоний, так звали нашего иностранца, вызвался приготовить что-нибудь на ужин. Мы во все глаза смотрели, как он снял пиджак, подвернул рукава шелковой рубашки и ловким движением метнул на сковородку с оливковым маслом несколько неочищенных долек чеснока. К этому он добавил помидоры из банки и какую-то пахучую траву, которую мама выращивает в горшке на подоконнике. Потом вытащил из кипятка макароны, пожонглировал ими и одарил нас лучезарной улыбкой:
– Покорно прошу откушать. Готовил с чистой душой и открытым сердцем.
Мама была близка к обмороку. Ей требуется гораздо больше времени, чтобы открыть банку с паштетом. Антоний сообщил нам, что научился готовить еще маленьким мальчиком, когда плавал на рыбацких лодках и ловил лангустов. В жизни бы не подумал, что еда может доставлять такое удовольствие, за вычетом, конечно, некоторых технических сложностей – когда один конец макаронины уже находится в горле, а другой болтается между ботинок Родители не ударили в грязь лицом, мастерски орудуя ножом и вилкой.
– Антось, может, еще винца? – спросила бабушка, при этом выражение лица у нее было как у лунатика.
– С радостью, сердце мое, – ответил он и элегантным движением поцеловал бабушке руку.
Отец выставил себя дураком, попытавшись произвести ту же операцию с мамой. Мама вскочила и облилась вином. Впрочем, все равно пора было выходить из-за стола, так как Гонзо сделал из спагетти петлю на шее, проверяя, можно ли на ней повеситься.
Потом мы все долго сидели на диване и наш новый знакомый рассказывал о своей жизни. Из Польши он уехал совсем маленьким, служил посыльным под Верденом, плавал на рыбацких лодках и выдавливал масло из оливок. У него даже была своя фабрика на Корсике. Когда ему все надоело, он продал фабрику какому-то французскому концерну и вернулся на родину. Свою трогательную историю Антоний заключил словами:
– И вот теперь у меня наконец появилось время, чтобы создать семью.
Тут бабушка залилась румянцем, а мама душераздирающе всхлипнула. Мне тоже понравился Клубень (я так ласково прозвал его из-за бородавки на носу). Давно у нас не было такого приятного семейного вечера. Даже Гонзо принял нового знакомца и потребовал, чтобы тот спел ему на сон грядущий «Марсельезу».
Воскресенье
Впервые спокойное утро. Вчера вся наша семья была потрясена эрудицией и приятными манерами Антония. Отец подытожил:
– Пусть хотя бы бабушке привалит счастье, единственной в нашей семье. А там, глядишь, дойдет черед и до остальных.
Мама ринулась в ванную и долго там сидела, из-за чего я чуть в штаны не наделал. Она вообще в последнее время какая-то странная. До обеда мы лениво пялились в телевизор. Показывали фильм о глухонемых, называется «Пианино». Мама к тому времени уже вполне пришла в себя.
– Очередная безвольная женщина попала в лапы скучающего самца, – высказалась она о фильме.
И тут случилось невероятное. Отец встал, крякнул, подтянул джинсы фирмы «Дохлая кляча» и выдал:
– Кристина, она вовсе не безвольная. Просто она решила отправиться в прекрасное, хоть и тягостное, путешествие по символической розе ветров. Каждая из четырех составляющих розы имеет определенную коннотацию и охватывает область четко сформулированных ценностей, а также персональных, как женских, так и мужских, трансформаций. Ада покалечена специфическим образом, она немая, поэтому контактирует с миром, погружаясь в музыкальную мистерию. Она – воплощение не только темного женского начала, но и сакральной материнской, и эротичной любви. От мужского Солнца она берет энергию, подвергая себя опасности, и, по сути, именно Ада наиболее близка к искуплению. Связь с мужчиной имеет для нее характер священнодействия, посредством которого она достигает космических вершин.
Мама открыла было рот, но промолчала. Я тоже. Может, потому, что понял из сказанного только «четыре», «солнце» и «эротичный». Все-таки хорошо иметь такого умного отца! Теперь я знаю, в кого уродился, в папу – знатока и любителя кино.
Пожевав рисовых хлопьев, я пошел проветриться, так как атмосфера в доме явно стала накаляться. Интересно, каким теперь будет мамин ход. Отец почти никогда не имел собственного мнения, а сейчас в нем явно происходят перемены. Он даже записался на курсы английского языка для искусствоведов. Не знаю, правда, для чего, ведь он сам всегда говорил, что в Польше нет художественного рынка, люди боятся даже смотреть на произведения искусства, а не то что покупать их. Теперь отец собирается поставить на ноги галерею, в которой работает, а мама подначивает его:
– Только смотри, чтобы ноги были не глиняными. Иначе придется тебе малевать оленей на продажу!
Никак не пойму, что с родителями происходит. Похоже, скоро не на кого будет положиться, кроме Гонзо. Он единственный всегда остается самим собой – непредсказуемым.
Описываю по порядку. В скверике я увидел пани Ядвигу из дома напротив и ее приятельницу. Обе были в белых халатах и медицинских шапочках, потому что участвовали во всеобщей забастовке медсестер. Пани Ядвига с подругой бастуют перед домом, а не в больнице, ведь у них дети, за которыми нужно присматривать. Они по-соседски попросили меня подменить их на какое-то время, забастовка не должна прерываться, а сами побежали готовить обед.
А я пытался сообразить, каковы же мои требования. Ведь если я бастую, нужно что-нибудь требовать! В жизни у меня не было такого ответственного задания! Для начала надел халат и шапочку, а в руки взял бабушкину ночную посудину – символ унижения польских медсестер. Бабушке она пока не нужна, она стала чувствовать себя гораздо лучше с тех пор, как познакомилась с Клубнем. Я представлял себя Дастином
