что задержали на Фландрской дороге обоз с припасами, которого ждала королевская армия? Не найдя в архивах доказательств заговора, французы сожгли город.
Благополучно все кончилось в конечном счете только для гентцев, оставшихся дома. Несколько тысяч их сограждан нашли гибель при Розебеке, но герцог Филипп хорошо понимал, что город не согласится на разорение, на какое его обрекал штраф, затребованный первоначально, — триста тысяч франков. Осаждать Гент в начале зимы значило идти на бесполезный риск. Победа была блестящей; герцог Бургундский счел за благо тем и удовлетвориться. Его тесть граф Фландрский получил всю выгоду от интервенции, которая вернула ему власть, но не хотел, чтобы французы теперь остались в его землях навсегда. Филипп, несомненно, догадывался, что в его интересах не затягивать оккупацию. Не говоря этого открыто, все согласились на том остановиться.
Конечно, у королевской армии были и другие задачи. Она двинулась на Париж. 2 января 1383 г. король был в Компьене. Столица сделала вид, что готовится к торжественной встрече победителя. Купеческий прево и эшевены поехали в Компень, чтобы оговорить детали церемонии. На самом деле с тех пор, как в Париже 1 декабря узнали о победе при Розебеке и разорении Куртре, в городе все трепетали. Несколько арестов, сделанных с 5 по 10 января, дали понять и самым упрямым оптимистам, что король отнюдь не простил «молотов».
И января Карл VI вернул орифламму в Сен-Дени и направился в Париж. Несколько сот парижан вышло навстречу армии к Монмартру, надеясь смягчить короля приветствием ему. Их притворный энтузиазм был принят холодно.
Возвращайтесь в Париж. Когда я сяду на судейское место, приходите и просите, и будете услышаны.
Реплика юного короля задавала тон. Встав от Санлисской до Мелёнской дорог, Париж окружили три армейских корпуса. Король был в доспехах. Как когда-то в Руане Иоанн Добрый. Суверен ехал вершить суд.
От армии было выслано вперед несколько латников. Выйдя одновременно с горожанами, которые вернулись озадаченными, они пошли занимать позиции в Лувре.
Парижане сочли ловким ходом показать силу, а может быть, просто-напросто продемонстрировать лояльность. Во всяком случае, они выставили вдоль маршрута короля контингент муниципального ополчения с луками, арбалетами и боевыми молотами. Королю это очень не понравилось.
Подошли к воротам Сен-Дени, широко открытым для входа короля. Тем не менее сержанты приподняли створки, вытащили из них штыри и с большим грохотом сбросили их. Символику этого жеста поняли все. То же самое люди короля сделали год назад в Руане. С привилегиями Парижа было покончено.
В то время как король отправился в собор Парижской Богоматери слушать «Те Deum», Оливье де Клиссон и маршал Сансерр заняли вооруженными силами Большой и Малый мосты. Один гарнизон разместился во дворце Сен-Поль, другой — в Бастилии. Один отряд расквартировали у Невинноубиенных, в двух шагах от Крытого рынка и Шатле, и он был готов к немедленным действиям в городе. Чтобы обеспечить мобильность при проведении операций, королевские сержанты сняли цепи на улицах и отнесли их в Лувр.
На следующий день повесили троих главных вожаков восстания майотенов — двух суконщиков и одного золотых и серебряных дел мастера.
На Париж обрушился страх. Несколько дней продолжались аресты: брали сначала нотаблей, «главных творцов и зачинщиков мятежей и неповиновений», потом взялись за мелкую сошку, которая часто становилась жертвой мести и зависти соседей, не имеющей особого отношения к событиям 1382 г. Всякий, кто что-то брякнул в течение трех последних лет, попадал в лапы королевских комиссаров, которые официально должны были вести следствие, а фактически — надолго отбить у парижан охоту плести заговоры. Армия тем временем грабила, избивала, насиловала.
Не забыли и тех, кто успел бежать из города, зная, что их ждет. Сначала от них потребовали вернуться, а потом их приговорили к изгнанию и конфискации имущества.
19 января шесть человек вывели к виселице. Среди них был старый Никола Ле Фламан, очень уважаемый суконщик, который входил в состав парижской делегации на переговорах как в марте, так и в мае 1382 г. и слыл сторонником либеральных реформ. Некоторые очень кстати вспомнили, что некогда видели его в окружении Этьена Марселя во время убийства маршалов.
20 января парижане узнали, что боролись напрасно: с 1 февраля 1383 г. вводился косвенный эд на все товары, в частности, на вино и соль. Король даже не посоветовался со Штатами.
Казни продолжались до конца февраля, причем о суде и речи не было. Тем самым несколько десятков парижан, повешенных или обезглавленных, расплатились за страх, который некогда внушили королевскому правительству. Одной из последних жертв этих репрессий оказался 28 февраля адвокат Жан де Марес. Демагог и соглашатель, этот новый Робер Ле Кок три года играл двусмысленную роль человека, успокаивающего волнения, которые отчасти сам и вызвал. Его смерть успокоила прежде всего тех, кого не прекращали тревожить его очевидные политические амбиции. Де Марес с первых часов царствования был красноречивым защитником прав герцога Анжуйского на регентство. Филипп Бургундский и Иоанн Беррийский вспомнили об этом.
Наконец король обратил свою милость в монету. Тяжелый штраф, наложенный на весь город, и несколько сот конфискаций поддержали на плаву королевские финансы и состояния многих придворных.
Прежде всего надо было уничтожить душу парижского сопротивления, лишив город единственного органа, придававшего ему политическую и экономическую сплоченность, муниципалитета, который не был таковым, потому что Париж не имел хартии: купеческое превотство — прево и его четыре эшевена — отныне представляло город только в той мере, в какой это было удобно королевской власти, иначе говоря, когда король нуждался в собеседнике. 27 января 1383 г. должность купеческого прево была объединена с должностью прево Парижа: отныне у города не было другого главы, кроме королевского чиновника. Все суды, которым были подсудны только представители отдельных профессий, были распущены. Цеха больше не имели даже права собираться вместе, кроме как на мессу. Парижский прево, легист Одуэн Шоверон, даже поселится на Гревской площади в знаменитом «Доме с колоннами»: ратуши больше не было.
Тем временем королевские комиссары получили задание «реформировать» Руан. Мятеж 1 августа против налоговых агентов аннулировал королевское прощение. За вторую «гарелль» следовало заплатить еще дороже, чем за первую. Но она длилась всего несколько часов, и руанцы думали, что о ней забыли. Они были ошеломлены, когда королевские «реформаторы» — которых они радостно приветствовали, полагая, что те прибыли организовать королевское прощение, — с места в карьер арестовали триста человек. На Руан обрушились коллективные и персональные штрафы. Некоторые горожане были изгнаны, кто-то бежал, чтобы избежать штрафа. Город оказался обескровленным.
Больше, чем нотаблей, которые постарались спасти часть богатств и быстро восстановить экономическую базу своего могущества, это испытание разорило средних бюргеров, которые получали хорошие прибыли при общем процветании, но почти не имели резервов. Лишившись муниципальной автономии, лишившись привилегий, которые защищали руанскую торговлю на Нижней Сене, руанское общество пришло в растерянность.
Внедрения в 1391 г. нового муниципального устройства, предоставлявшего королевскому бальи всю реальную власть на местах, было недостаточно, чтобы обеспечить восстановление экономики. Преступление Парижа было не меньшим, чем преступление Руана, и Парижа король боялся больше, но он не желал разорения своей столицы после того, как усмирил ее. Поэтому гнет в Париже ослаб раньше, и вот парадокс: муниципальная автономия быстрей восстановилась в городе, никогда не имевшем настоящего муниципалитета, и торговые привилегии раньше вернули себе бюргеры, прежде столь часто подрывавшие королевскую власть. К этому возрождению приложил руку такой исключительный человек, как Жан Жувенель, назначенный в 1389 г. «хранителем должности купеческого прево». Взявшись защищать экономические интересы Парижа, Жувенель инициировал ряд процессов в парламенте, которые выиграл. С 1400 г. парижане могли торговать на Нижней Сене без посредничества руанцев, а вот руанцам торговать
