— Что — братишка твой приехаль? — спросил Семка, поведя бровью в сторону Сережи, и усмехнулся. — Он тебе про меня насказет!
— Разве у вас дурные отношения?
— У него дурные, у меня умные, — насмехался Семка.
— Если ты хочешь, чтобы я была дружна с тобой, — сказала Лена, не замечая, что стала называть его на 'ты', — ты должен помнить, что я очень люблю его.
— Я тозе, — дерзко отвечал он.
— Ты все же очень нахальный парень, — просто сказала она.
— А ты — красавуська. На тебя глядеть, аж глазам больно.
— Красавушками, положим, коров зовут. — Лена улыбнулась. — Я правда нравлюсь тебе, Казанок?
— Очень. Я мог бы ходить за тобой, как нитка за иголькой.
Она засмеялась.
— Мне придется вынуть нитку из иголки. Мне пора в больницу. Я еще увижу тебя, Казанок?
— Захочешь, увидись.
— А как я найду тебя?
— Я сам найду тебя, махонькая.
— До свиданья, Казанок!
И Лена, как и вчера, нежной своей ладонью чуть коснулась его головы между ухом и шапочкой.
— Как ты можешь с ним так… с этой сволочью! — мрачно говорил Сережа, не будучи в силах глядеть на Лену. — Ведь это же сволочь! — повторил он.
— Почему ты так ругаешь его? — спросила Лена, пытливо глядя в глаза Сереже.
— Это же сын местного барышника, прожженный, бесстыдный парень!
— Он же партизан?
— Что из того!
— Ты завидуешь ему, — спокойно сказала Лена.
— Я завидую ему?!
Сережа смутился. Он смутился оттого, что в его отношении к Казанку действительно был элемент зависти. Он чувствовал, что не только этим определяется его враждебное отношение к Семке, но Лена, как обычно, нашла именно эту нездоровую и личную сторону в его поведении.
— Глупости какие! — сказал он смущенно и сердито. — Да что же, поступай, как знаешь…
— Не любишь ты правды, — усмехнулась Лена. Она вздохнула. — Пойдем, если так…
Да, отношения между Леной и Сережей уже не были прежними дружескими, искренними отношениями.
От прекрасного утреннего настроения не осталось и следа. Как в последние дни похода, Сережей овладело чувство недовольства собой и ощущение какой-то неустроенности всего.
V
Наскоро позавтракав на кухне, Сережа в том же настроении беспокойства и недовольства собой пошел в ревком. Его официальная должность в ревкоме была — инструктор культурно-просветительного отдела. Он работал под руководством Ванды. Мысль о том, что он снова должен будет вернуться к исполнению этих скучных, немужественных обязанностей, была ему невыносима.
Сережа вошел в помещение канцелярии ревкома и, удивленный, остановился. Посреди комнаты стоял Хрисанф Бледный и, держа в руках толстую непереплетенную книгу, громко читал по ней какие-то стихи. Против него, подбоченясь, как гусар, стояла Ванда и слушала. Выражение ее красивых, недобрых глаз было восторженное. Черноголовая машинистка, упершись подбородком в спинку стула, смотрела на них обоих, ничего не понимая.
Хрисанф Бледный опустил книгу и, ошеломленный, посмотрел на Ванду.
— Изумительно! — с чувством сказала она. — Прекрасно!.. 'В белом венчике из роз, впереди — Исус Христос…' Вот как надо писать, Хрисанф!.. Ты слышал? — обратилась она к Сереже.
— Что это такое? — мрачно спросил он.
— Новая поэма Блока! Хрисанф на офицерской квартире в Шкотове захватил несколько книг; я смотрю — петербургский журнал 'Наш путь', и вдруг такая изумительная вещь!
— Ничего изумительного не нахожу, — холодно сказал Сережа, — мистика какая-то.
— Какая же это мистика?.. Это же символ! Ты просто ничего не понимаешь, — оскорбленная, сказала Ванда.
— Нет, главное, частушки хорошие есть, — сказал Хрисанф Бледный.
— Когда я смогу отчитаться перед тобой? — не глядя на Ванду, сухо-деловито спросил Сережа. — Предупреждаю заранее: многие твои задания не удалось выполнить…
В это время отворилась дверь, и вошел Сеня Кудрявый.
— Сеня! — радостно воскликнул Сережа.
— Застал, слава богу, — сказал Сеня, с трудом переводя дух, и, схватив Сережу за руку, улыбнулся, показав свои ровные кремовые зубы. — Пойдем со мной. Живенько…
Сережа, даже не взглянув на Ванду и Хрисанфа, вместе с Сеней вышел из ревкома.
— На рудник посылают нас с тобой, — идя по улице рядом с Сережей, вполголоса, весело говорил Сеня. — Я думал, вчера сказали тебе, да вижу, не ищешь меня, думаю — не схотел.
— Что ты, я с радостью! — воодушевился Сережа. — А что мы должны будем там сделать? — с волнением спросил он: он подумал, что, может быть, их посылают что-нибудь взорвать или кого-нибудь убить.
— Бастовать хотят они, а мы должны уговаривать, чтобы не торопились… Только ты все это в секрете держи.
— Что ты, Сеня! Я очень рад. — Сережа поймал Сенину руку и на мгновение крепко сжал ее. — Ты знаешь, мы так переволновались за вас!
— Из-за хунхузов? Пустяками обошлось, — собрав у глаз веселые морщинки, сказал Сеня. — А как добрались вы? Как сестра? — спросил он с некоторым смущением.
— Сестра? Хочешь, я вас познакомлю? — сказал Сережа, обрадовавшись возможности загладить этим размолвку с Леной.
— Не официально ли выйдет? Стоит ли? — колебался Сеня, но чувствовалось, что ему очень этого хочется.
— Глупости какие! На минутку забежим в больницу — и всё.
Они, чтобы не привлечь внимания раненых, зашли в больницу не с главного хода, с улицы, а со двора, и сразу наткнулись на Фросю.
— Ай-ай, в служебное время! Ну только для вас, Сереженька, — сказала Фрося, обдавая его светом своих веселящихся бесовских глаз.
Лена в белой косынке, озабоченная тем, от чего ее оторвали, вышла на крыльцо.
— Я хочу познакомить тебя с моим лучшим другом — Сеней Кудрявым. Вот…
Сережа указал на Сеню, который со своим обычным, спокойным, грустноватым выражением смотрел на Лену.
Она оказалась совсем не похожей на Сережу, но еще прекрасней, чем он ожидал.
— Кудрявый? Я знаю вашу фамилию из газет, — без улыбки говорила Лена, внимательно приглядываясь к нему: несомненно, она где-то видела это чуть тронутое нежным загаром бледное лицо. — Простите, не могу подать руки. Я очень рада. И особенно рада за Сережу.
Она не лгала. Лицо Сени сразу понравилось ей своим выражением — выражением душевной тонкости, ума и простоты.
Она помолчала, ожидая, что он скажет что-нибудь, но Сеня ничего не говорил, а все смотрел на нее со своей спокойной, умной, грустной улыбкой.
— Я так и знал, что вы понравитесь друг другу! — нетактично сказал Сережа.
Сеня так смутился, что на него жалко было смотреть. За ним смутилась и Лена.
— Мне надо идти, — заторопилась она. — До свиданья!
В дверях она обернулась и виновато улыбнулась Сене. 'Где я его видела'? — подумала она.
