не станет отменять прежнее свое решение.
Единственный выход, подсказал бы Кириллов шефу, — это просто перевести Потапова в Соловки.
Тамошний монастырь тоже стоит на острове, но это не просто монастырь, а крепость, где есть особые «чуланы» — камеры с более надежными железными решетками, чем в иной тюрьме. Да Соловки и есть тюрьма — государева и с давних пор. Там перебывали в заключении многие сотни людей за всякие провинности, там и в цепях держат кого надо. И вместе с тем это богатейшая обитель, куда валом валят паломники-богомольцы, иные и живут там подолгу, и работают на братию. При Соловецкой обители есть и рота солдат для охраны узников. И Белое море, где находится этот монастырь, не Кубенское озеро.
Все эти соображения Кириллов и собирался изложить шефу, если бы тот захотел выслушать.
В конце дня Дрентельн снова вызвал к себе Кириллова и сообщил:
— Его величество посоветовал Соловки, на исправление, с содержанием в тюремном режиме. Таково решение!
Кириллов только крепко сжал зубы и склонил голову в знак благоговейного одобрения воли государя.
И немедленно заскрипели перья; писало III отделение, писал святейший Синод, писала Вологодская епархия — и все по поводу крамольного юнца.
Глава шестая КРАЙСВЕТНЫЙ ОСТРОВ
В Соловки Яша попал в июле того же 1879 года, но уже не постояльцем, а узником, подлежащим строжайшему надзору. Там его сразу поместили в одиночную камеру-«чулан» и стали содержать как арестанта, а таких здесь в «чуланах» — каменных клетушках — было немало и кроме Яши. Обслуживала и охраняла узников особая караульная команда. Под присмотром караульных солдат арестантов водили и на работы и в церковь. И благовест колоколов смешивался нередко со звоном цепей.
Не оставляя надежд на «исправление» Потапова, императорская и синодальная власть поручала настоятелю Соловецкой обители архимандриту Мелетию приложить особое старание «к исправлению испорченной нравственности оного», то есть Потапова.
И еще предписывалось его высокопреподобию Мелетию приставить к Потапову такого монаха, который, говорилось в бумаге, «наиболее способен строгостью своей жизни и сознательной твердостью своих убеждений и правил послужить Потапову примером к исправлению».
Приставили к Яше не просто монаха и не дряхлого беззубого старика, как было в Белавинском Спасо-Каменском монастыре, а дородного и еще крепкого иеромонаха с густой черной бородой, сизым носом и пропойным басом. Даже сзади по толстой красной шее видно было — это плотоядный человек, любящий попить и поесть до отвалу. Подрясник сидел на его широких плечах словно воинский мундир, а скуфью он носил чуть сдвинутую набок и вид оттого имел лихой.
Звали его Паисием.
И скоро мы его увидим и услышим его разговор с подопечным монастырским узником, но прежде расскажем, что пережил Яша с того дня, когда совершил еще одно открытие в своей жизни: не всегда человечны даже те, кто сам угнетен. Могут возносить богу молитвы и писать доносы. Могут перехватывать чужие письма и деньги и говорить о милосердии и добропорядочности.
Неприятности начались для Яши с той минуты, когда Гермоген обнаружил пропажу письма от неизвестной особы из Питера. Впрочем, немало горестных переживаний было и у самого Гермогена, ему влетело от настоятеля так, что целых трое суток старик не поднимался с постели. А Яшу велели кормить в трапезной только хлебом и водой, и у монастырских ворот поставили сторожа, настрого приказав ему не выпускать Потапова за ворота.
Ах, вы так! Ну ладно же!
Тут Яша и вздыбился. И сладу с ним не стало уж никакого. Он ухитрялся перелезать через высокую ограду одним махом и потом с утра до ночи пропадал бог весть где. Вечером приносил с собой ворох грибов, ягод, каких-то съедобных трав и сам стряпал себе на кухне незатейливые блюда. И никто не догадывался, что в уединенном уголке острова Яша чинит давно заброшенный рассохшийся челн. Смолу где-то добывал и промазывал днище. Сам весла выстругал, уключины пристроил и даже старый кусок брезента для паруса раздобыл.
Но кто-то из монахов забрел в это место и донес: Потапов к побегу готовится, и челн отобрали, да еще требовали у Яши дать ответ, где он этот почти исправный челн уворовал. Не верили, что сам Яша привел его в порядок своим собственным трудом.
Оставалось одно: как-то раздобыть денег и пароходом податься на Вологду.
Яша стал мастерить свистульки, вырезывать игрушки из дерева, отделывать красивыми узорами палки-посохи для странников; те охотно покупали, пока не прознал об этом настоятель; и по запрету отца Афанасия у Яши перестали брать его поделки.
Тогда он попросился в кузню молотобойцем. Обетов даром трудиться на обитель, как другие, он не давал, он не «годовик» по обещанию и не «полугодовик».
Ему пообещали денег, но… обманули.
В июле среди бела дня в кузню зашли трое откуда-то прибывших солдат и силой поволокли Яшу к пристани… И больше он уже не вернулся в Спасо-Каменскую обитель.
Вот теперь можно перейти к разговору отца Паисия с Яшей.
Паисий
Яша
Паисий
Яша
Паисий. Поди сюда, тебе говорят!
Яша. За книгу спасибо. Почитаю… А про что она?
Паисий
Яша. Это тоже для спасения души моей, отче?
Паисий. А ты не зли меня.
Яша. Мне солдат из охраны говорил, вас тут считают умным и опытным. А знаете? Простой монах Гермоген был лучше вас, хотя и доносы на меня писал, и деньги мои присвоил. А в Питере, когда я сидел в предварилке, был в надзирателях один сутулый такой человек. Так он тоже был подобрее вас.
Паисий. А про тебя нам сверху донесено, что ты змееныш гадкий и опасный.
Яша. Я людей не обманывал, не обижал!
Паисий
Яша
Паисий
В сравнении с Паисием Яша выглядит пичугой, беленький, бледненький, по тощей фигурке судя — слабенький. Опять его остригли — еще где-то по пути. Сильно исхудал и извелся Яша за последнее время —