Отец отрицательно покачал головой. Его широко расширенные глаза заблестели, и он резко сказал:
— Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.
— Хорошо. А ты не будешь возражать, если я спрошу об этом Уинтропа?
— Нет, Чарли, — слишком торопливо и громко ответил Элфрид Стоун. Пири вздрогнул от неожиданности, поднял голову и предупреждающе гавкнул.
— Но почему?
— Я прошу тебя не делать этого. Просто как одолжение мне. Я не хочу, чтобы ты напоминал ему обо всем этом кошмаре.
— А я не думаю, что он был бы очень уж недоволен. Мы с ним много говорили о его роли в той истории, о его встречах с Лениным и вообще обо всех тех событиях. Я сомневаюсь, чтобы…
— Чарли, я не знаю, чем он рисковал тогда, заступаясь за меня. Я думаю, что он рисковал больше, чем кто-либо может себе представить. Даже я не знаю, что ему приходилось придумывать тогда, спасая мою шкуру. Я прошу тебя ни о чем не спрашивать. — Он откинулся на спинку кресла и начал трепать Пири за загривок. Пес издал низкое рычание, выражающее у него высшее удовольствие. — Я никогда не рассказывал тебе о том, что тогда произошло. — Чарли еще ни разу не видел отца таким расстроенным. — Я понимаю, что тебе хотелось бы… Думаю, слово «отомстить» будет здесь уместно. Так вот, я понимаю, что тебе хотелось бы отомстить за меня. Но я на самом деле не хочу, чтобы ты снова выпускал этого джина из бутылки. Я хочу сказать, что это все слишком много для меня значит, поверь мне.
— А что ты имеешь в виду под джином? Ты ведь знаешь, о чем говорилось в этом завещании, верно?
Возникла долгая пауза, затем Элфрид Стоун, не глядя на сына, ответил:
— Да, знаю. Однажды, уже не помню зачем, Уинтроп попросил меня просмотреть его документацию в Белом доме. Вся документация подразделялась на центральную и личную, так вот я просматривал личную, которая остается у служащего после окончания срока его работы в Белом доме.
— И ты видел какой-то документ?
— Да, мне встречалось упоминание о завещании. Оно привлекло меня своей необычностью. В нем что-то говорилось о Сталине.
— О Сталине? А позже ты говорил об этом с Уинтропом?
— Нет, никогда. И мне бы очень хотелось, чтобы ты этого тоже никогда не делал.
— Но ради тебя…
— Нет, — отрезал отец. Лицо его пылало. Он явно был очень расстроен.
Чарли мгновенье помедлил и наконец ответил:
— Ладно, не буду.
А про себя подумал: «Ладно, мне и не придется ни о чем расспрашивать Уинтропа. Вернее всего, я найду ответ в знаменитых архивах Лемана, в подвале его нью-йоркского дома».
— Если бы не Уинтроп, ты бы никогда не получил доступа к секретной работе.
— Я знаю.
— Чарли, ты приехал только ради того, чтобы расспросить меня обо всем этом?
— И чтобы увидеться с тобой, папа.
— Не будем ворошить прошлое, Чарли. Что было, то прошло.
Чарли задумчиво кивнул и ничего не ответил. Он знал, что отец неправ.
Прошлое стало настоящим.
Солнце зашло, и в комнате вдруг резко потемнело. Чарли посмотрел на восторженного молодого Элфрида Стоуна на фотографии с Гарри Трумэном, затем взглянул на отца и подумал: «Я узнаю все это, чего бы мне это ни стоило. Я займусь этим ради тебя. Ты стоишь того, чтобы узнать наконец правду».
Уже через несколько дней после разговора Чарли очень хотел, чтобы он никогда не впутывался в это дело.
5
Вашингтон
В тот вечер в Вашингтоне не было никаких других сколько-нибудь значительных раутов, и Роджер Бейлис решил пойти на большой прием в итальянском посольстве. Бейлис был главным экспертом- советологом Совета по национальной безопасности США и помощником советника президента по вопросам национальной безопасности. И он очень любил, повязав белый галстук и одев фрак, посещать подобные мероприятия, заводить новые знакомства с высокопоставленными вашингтонскими чиновниками, хотя и делал всегда вид, что ходит туда помимо воли, по долгу службы.
У Бейлиса были все основания гордиться собой. Ему не было еще и сорока, а его положение в правительственных кругах было более чем завидным. Его выбрали из тысячи человек престижной группы классных аналитиков, занимающихся обработкой информации по Советскому Союзу и другим странам мира, и привлекли к работе в Совете по национальной безопасности. Это был красивый молодой человек с немного выдающейся челюстью. Он был невероятно самоуверен, что вызывало неприязнь к нему многих людей, но возбуждало интерес не очень умных, но очень амбициозных вашингтонских женщин. За последние несколько лет он свел знакомства с самыми влиятельными людьми, начиная с директора ЦРУ и заканчивая директором его альма-матер, Совета по национальной безопасности. И эти знакомства, он знал точно, скоро выведут его на самый верх.
Все произошло, когда был подан коктейль. Бейлис болтал с высокопоставленным вашингтонским чиновником и вдруг заметил человека, в котором узнал Александра Маларека, первого секретаря советского посольства, разговаривающего с французским послом.
Хотя они ни разу не встречались, он знал, кем был Александр Маларек. И тот, без сомнения, знал, кем был Бейлис. Маларек не отличался особой красотой, но что-то в его облике — стремительность движений или отличный американский костюм — делало этого человека очень элегантным и скрадывало недостаток его фигуры: слишком короткие ноги. Это был худощавый смуглый человек и, в отличие от большинства других советских дипломатов, у него были отличные зубы. Глаза у него были карие и, по замечанию обозревателя светской хроники «Вашингтон пост», они были еще и искренними. Несмотря на то, что он был еще не стар, волосы Маларека почти совсем поседели. Это был очень красноречивый, приятный и остроумный собеседник, настоящая душа вашингтонского общества.
— Простите, — с милейшей улыбкой обратился к Бейлису Маларек, — вы ведь Роджер Бейлис?
— Да. А вы Александр Маларек, — почти так же приветливо сказал Бейлис и несколько иронично добавил: — Очень рад наконец познакомиться с вами.
За этим последовали несколько минут ничего не значащего разговора, и затем Маларек произнес фразу, которая не давала Бейлису покоя в течение всего вечера.
— Я слышал, вы купили новую машину, — между делом заметил русский.
Это было действительно так: на днях Бейлис приобрел отличный «сааб» черного цвета. Но откуда об этом известно Малареку? Немного позже Бейлис понял это.
Пробыв на приеме еще около двух часов, он ушел, все еще ощущая смутное чувство беспокойства, возникшее после разговора с Александром Малареком. Пройдя пешком два квартала, Бейлис подошел к месту, где он припарковал свою новую машину, отпер дверцу и сел за руль… И именно в этот момент заметил какую-то карточку. Она застряла в промежутке между дверцей и пассажирским сиденьем. Похоже, ее просунули через щелку приоткрытого окна.
Бейлис нагнулся и поднял кусочек картона. Это была дешевая почтовая открытка, из тех, которые обычно выставляют для продажи на вертящихся барабанах в маленьких курортных городках. На ней был запечатлен один из видов Майами Бич, штат Флорида. За исключением вашингтонского телефонного номера, округ Колумбия, она была чистая.
Бейлис узнал этот адрес сразу, сердце его забилось учащенно. Вот оно… Вот оно наконец, после
