— Не верю, — он сухо рассмеялся. — Я же не сказал, что Черчилль и Гардинг сделали это. Я только сказал, что они так считали. А сделал это Сталин. Соня, моя маленькая Соня… Она пришла в этот мир прелестной маленькой заложницей. Таким образом Сталину удалось подчинить себе единственного иностранца, которому доверял Ленин. В противном случае его дочь была бы уничтожена. Тогда это случалось сплошь да рядом: люди просто пропадали.
— Иностранец? — непонимающе повторил Стоун.
— Бальзамирование не удалось. Невозможно забальзамировать отравленного. Тело кремировали. Использовав посмертную маску, сделанную для памятника, они слепили восковую куклу. Сталин знал, что делал. Он хотел убрать Ленина как можно быстрее; он знал, что советское правительство парализовано. Это был его шанс захватить власть. И он знал, что я был одним из очень немногих людей, которых Ленин видел перед самой смертью, уже смертельно больной. — Леман судорожно глотнул воздух. — Я встречался с Лениным. Мы пили чай. Ленин всегда пил очень сладкий чай. Сталин дал мне куски сахара, пропитанные каким-то изощренным быстродействующим ядом. Я должен был только бросить сахар в стакан Ленина.
— Вы?
— Крупская не допускала Сталина к своему мужу. Я был его последней надеждой. Я знал, что Ленин все равно умирает после сильнейшего сердечного удара. Так что ускорить его смерть уже ничего не значило. А Сталин в любом случае защитил бы меня, ведь он дал мне яд. Поэтому, сам того не зная, я способствовал возвышению самого страшного тирана двадцатого столетия. Он заставил меня. Он угрожал страшнейшими репрессиями, а я был тогда слишком молод и не мог противостоять ему. Но если ты связался с преступником, ты завяз навсегда. Ты в его власти. Всю его жизнь и даже после смерти.
Леман говорил уже почти бессвязно, глаза его закрывались.
— Твой отец передал Соне бумаги. Завещание Ленина и другие… высказывания против советского правительства… самого его создателя… сейчас это уже бессмысленно, просто музейный экспонат… стоит больших денег. Завещание и другие бумаги, в которых говорилось о Сталине, Берии… Павличенко… других. Они были сложены и спрятаны в рамку фотографии Ленина. Твой отец узнал об этом. Он бы все испортил. Я хотел дать ей страховку на случай моей смерти. Это должно было остаться тайной, иначе они убили бы Соню. Я не мог позволить твоему отцу уничтожить гарантию жизни моей Сони… моей Сони… А теперь они наконец отпустят ее. Должны будут.
— Значит… значит, у вас тут ничего нет… никаких документов…
— Они у Сони. Торг: я остаюсь за Соню.
Стоун встал и вытащил из кармана диктофон «Harpa». Как ни странно, он не поломался даже во время ночного кошмара с грузовиками. Прослушав кусок записи, Чарли выключил прибор. Леман смотрел на машинку, как бы до сих пор не понимая, что весь их разговор был записан.
Вдруг его глаза заблестели и он сказал:
— Не выключай диктофон. Я хочу тебе еще кое-что рассказать.
Следующие десять минут старик непрерывно говорил. И к тому времени, когда его глаза закрылись в последний раз, Стоун сидел в кресле совершенно потрясенный, не в состоянии вымолвить ни слова. То, что он только что услышал, было подтверждением того, что он давно подозревал. Он еще долго сидел не двигаясь, не в силах ни плакать, ни ясно соображать, ни уйти из этого номера.
Выйдя из отеля, Чарли еще раз позвонил Шарлотте домой.
— Алло…
— Шарлотта! Слава Богу… Я уже думал…
— Это дело отняло больше времени, чем я рассчитывала, во мне удалось узнать то, что тебе надо. Ты не поверишь… Руководитель сети…
Она говорила о руководителе сети старообрядцев. Напряжение сделало ее голос фальшивым. Она слишком смело говорила по телефону.
— Кто?
— Валерий Чавадзе.
75
3.10 ночи
В старой «Волге», украденной на Манежной площади, Стоун выехал за пределы города и поехал в сторону Внукова, в юго-восточном направлении. Он узнал название этой местности: там были расположены дачи советской элиты. Свернув с шоссе, он поехал сначала по темной лесной дороге. Затем она сменилась еще более узкой просекой сквозь густые заросли, тянувшейся вдоль глубокого оврага. Дачи высокопоставленных чиновников были построены в самой девственной и незагрязненной местности.
Он не мог перестать удивляться тому, что руководителем старообрядцев оказался Валерий Чавадзе. Это был ярчайший представитель старой гвардии, ярый защитник прежнего порядка. Верный сталинист, он, говорят, вплоть до середины восьмидесятых посещал заседания Политбюро. Ходили слухи, что он играл не последнюю роль в смещении Хрущева.
Он сам хотел, чтобы люди так о нем думали.
Все считали Чавадзе одним из самых закоренелых ретроградов в советском правительстве. Возможно ли, что на самом деле этот человек был тайным противником того, что защищал открыто, диссидентом по своим убеждениям?
И хватит ли у него власти остановить то, что должно было произойти уже меньше, чем через восемь часов, что бы это ни было?
И Чарли опять подумал о том, что сказал несколько часов назад Леман. Он никак не мог заставить себя прекратить вспоминать об этом разговоре.
Он также подумал и о том, о чем он сам не сказал Леману. Умирающий на его руках старик вряд ли хотел бы услышать страшную весть: и сейчас, после долгих десятилетий приготовлений и ожиданий, он не освободит дочь. Последний удар Павличенко был жестоким и предательским.
Чарли вспомнил, как сильно был напуган Яков Крамер.
— Нам с вами необходимо поговорить, — сказал он тогда Стоуну. — Вы говорите о бомбах… о заговоре. Я… Мы должны поговорить с вами очень откровенно. Можем ли мы доверять вам?
— Конечно, — заверил Чарли. — А о чем вы хотите поговорить?
— Я хочу рассказать вам об одних террористах, — начал Яков. А когда он закончил говорить, Стоун едва сдержал свой гнев.
— Вы что, ничего не понимаете?! — почти закричал он. — Вы что, не понимаете извращенной логики происходящего? Ведь, принимая во внимание связь Сони с Леманом, все предельно ясно! Все будет выглядеть как американский заговор, организованный влиятельнейшим представителем американского истеблишмента. Я должен поговорить с Соней. Я знаю, что ее отец приехал в Москву, я должен встретиться с ним. Мне понадобится ваша помощь.
Яков сидел в кресле, спрятав лицо в ладонях.
— Сейчас же! — закричал Стоун…
Ночь была холодная и темная, лес освещался только тусклым светом месяца. Чарли ехал вдоль оврага, фары пронизывали тьму, выхватывая отдельные громадные сосны, причудливо вырисовывающиеся на черном фоне густых зарослей. Он старался ехать как можно быстрее, но ничем не огороженный овраг справа от него делал движение очень опасным. Времени оставалось все меньше.
Целиком поглощенный своими мыслями, он сначала никак не отреагировал на пару встречных фар, внезапно блеснувших впереди. Он очнулся от задумчивости только тогда, когда лобовое стекло взорвалось от выстрела. Машина стремительно приближалась.
Стоун крутанул руль, направив свой автомобиль прямо на нее. Оглушительно завизжали тормоза. Ударив кулаком по ручке, Чарли распахнул дверцу и нырнул в заросли.
Неуправляемая «Волга» накренилась и почти сразу остановилась, врезавшись в березу на самом краю оврага. Вторая машина тоже была «Волга», только не белая, а черная. Стоун знал, что на таких ездит
