— У нее его наверняка отобрали.
— А копия Лемана?
— Я не знаю. — Из соседней кухни доносился запах куриного бульона, щедро приправленного чесноком.
Чарли вдохнул уютный запах старого дома, оглядел комнату и спросил:
— А почему вы считаете, что его отравили? И кто это мог сделать?
— Пожалуйста, не ворошите всего этого, — взмолилась она. — Пусть люди думают, что Ильич умер своей смертью, тихо и мирно.
— Но ведь было произведено вскрытие, не так ли? Мне кажется, что…
— Ладно, — Зиновьева, слабо взмахнув рукой, выразила свое согласие со сказанным Чарли. — Да, вскрытие было. Врач обследовал внутренние органы, но ничего подозрительного не обнаружил. Тогда вскрыли череп… — Она скроила гримасу отвращения и продолжила: — Мозг был… как камень. Он у него затвердел. За-твер-дел, — произнося это слово, она постучала указательным пальцем по столу. — Когда по нему постучали скальпелем, он звенел.
— Это артериосклероз. А они искали следы отравления в организме? — тут Чарли перешел на русский язык: он не сомневался, что бедной старушке так будет намного легче. И действительно, она взглянула на него с благодарностью и ответила:
— Нет, зачем им это было нужно?
— У них что, не было оснований подозревать, что Ленин отравлен?
— А вы знаете, что личный врач Ильича, доктор Готье, просто отказался подписывать заключение о вскрытии? Он отказался! Он точно знал, что Ленина отравили. Это же исторический факт!
Стоун молча уставился на нее.
Зиновьева многозначительно кивнула.
— Я думаю, что Готье знал обо всем.
— Но кто это сделал? Кто его отравил?
— Я думаю, что кто-нибудь из обслуги. Они ведь все работали на ОГПУ. Сталин хотел убрать Ленина, чтобы захватить власть в стране. А почему вы опять всем этим заинтересовались? Почему опять спрашиваете об этом?
— Опять?
— Ну, я же все вам рассказывала еще тогда, в 1953 году.
— В 1953 году? — Слышно было, как в паре кварталов от дома прогромыхал автобус. — Кто именно расспрашивал вас тогда?
Анна Зиновьева долго смотрела на Стоуна серыми от катаракты глазами. Она как будто не поняла его вопроса. Затем старушка медленно поднялась, опираясь одной рукой на алюминиевую палку, другой — на ручку кресла.
— Я раньше всегда читала газеты, — с вызовом заявила она. — И у меня отличная память на лица. Ильич всегда хвалил меня за это. — Она подошла к буфету из орехового дерева, выдвинула один из ящиков, вытащила из него тяжелый альбом для газетных вырезок в зеленом кожаном переплете и положила его на блестящую полированную полку. — Подойдите сюда, — позвала она.
Стоун подошел к буфету. Зиновьева медленно, как будто они были свинцовые, перелистывала страницы.
— Вот, нашла, — наконец произнесла она, склонившись к самому альбому, почти касаясь его лицом.
Она указала на неровно вырезанную пожелтевшую заметку из эмигрантской газеты «Новое русское слово», издаваемой в Нью-Йорке. От даты, поставленной внизу, остался только год — 1965. Месяц и число были небрежно отрезаны ножницами при вырезании статьи из газеты.
— Я тоже узнал этого человека, — сказал Стоун, стараясь скрыть свое потрясение. На фотографии был изображен Уильям Армитидж, государственный служащий госдепартамента США, назначенный, как сообщалось в статье, на пост помощника госсекретаря. Стоун знал, что и сейчас Армитидж является заместителем госсекретаря США. Это был очень влиятельный человек, представитель высшего эшелона власти. И именно с ним говорил Сол Энсбэч буквально за несколько часов до того, как был убит.
— Это он тогда с вами беседовал?
— Да, он. Это Армитидж.
Чарли кивнул. Сол знал, что в стране все прогнило. Насколько же высоко распространилась эта гниль?
— А что ему от вас было нужно? Почему он вдруг в 1953 году заинтересовался тем, что случилось в 1924 году?
Старуха посмотрела на него сердито, дивясь его тупости.
— Его заинтересовало то, что тогда произошло совсем недавно. Его заинтересовало нападение на мой дом и угрозы.
— Угрозы?
Она почти закричала:
— Да, угрозы! Угрозы! — на ее лице появилось выражение ужаса.
— Кто вам угрожал? Надеюсь, не наши агенты?
— Мне угрожали русские. — В глазах старушки блеснули слезы. — Вам же все это отлично известно. Не надо…
— Почему они вам угрожали? — тихо перебил ее Чарли.
— Они… — она медленно покачала головой, отчего слезы потекли по ее щекам, — они искали это проклятое завещание. Они были уверены, что оно у меня. Перевернули вверх ногами весь дом и сказали, что убьют меня. Я им говорила, что у меня ничего нет…
— Кто это был?
— Чекисты. Люди Берии. — Зиновьева объясняла все, как будто разговаривая с маленьким ребенком. — Я была так напугана… Они часто повторяли слово «иконоборчество».
— То есть уничтожение икон.
— Да. Они все говорили: «Первым мы уничтожим этого ублюдка Ленина. Эту чертову икону».
Стоун кивнул. Да, в СССР было такое подпольное движение озлобленных противников Ленина.
— А этот американец, Армитидж, чего конкретно он хотел?
— Он хотел узнать, что они мне тогда говорили. Я сказала ему, что они просто требовали документ, которого у меня никогда и не было.
— Вы сказали ему не все, — заметил Стоун, но не обвиняющим, а, наоборот, сочувствующим тоном.
— Он мне долго не верил. Затем предупредил меня, чтобы я ни в коем случае не рассказывала никому об этих чекистах, обо всем, что тогда произошло. Он сказал, что мне придется плохо, если я проболтаюсь. Поэтому я и удивилась, что вы опять начали расспрашивать меня обо всем этом.
— Он хотел, чтобы все осталось в тайне.
— Он хотел, чтобы я молчала, — согласилась она. — Чтобы я никому ничего не говорила. Вы киваете… Вы, должно быть, понимаете меня…
— Но ведь чекисты могли взять документ и у Лемана, разве нет?
Губы старухи задрожали, она поискала невидящими глазами лицо Стоуна.
— Нет, — наконец произнесла она. — Я слышала…
— Что?
— Мне говорили… мне говорили, что у них не было в этом никакой надобности, потому что Сталин… он имел власть над этим человеком. А может, они не могли этого сделать потому, что у них был с ним какой-то договор. Я не знаю… — Она, казалось, теряла нить разговора, лицо стало серым от усталости.
— Договор?
— Сталин… это был страшный человек. Он знал что-то, что дало ему власть над этим американцем.
…Моя мама, съежившись, прижимается к старому холодильнику. По ее щекам текут синие от
