нужным.
– Есть, сэр.
Я сидел за столом, потягивая из чашечки дымящийся кофе. Эконом Бри суетился, готовясь к предстоящему ужину, и, хотя делал вид, будто не замечает меня, явно нервничал. Чтобы поднять моральный дух обитателей корабля, я распорядился покрывать столы скатертями. Пассажирам это было не в диковинку, но для старых членов экипажа, привыкших к спартанской обстановке матросской столовой, имело большое значение.
Накрывать столы Бри помогал Крис Дакко. Увидев меня, он сделал каменное лицо и отвернулся.
– Как ваши занятия, мистер Дакко? – спросил я его.
– Со ссыльными? – Видимо, я изменился в лице, и, заметив это, он добавил с плохо скрываемым вызовом: – Они сами себя так называют. Почему же мне нельзя?
– Потому что вы не принадлежите к их кругу.
– И слава Богу! – Он небрежно бросил на стол вилки и ножи и с притворной вежливостью добавил: – Сэр!
Я не стал беситься: к чему лишний раз выводить из себя и без того униженного мальчишку? Кроме того, нам предстоит провести на корабле много лет, и вряд ли стоит без особой нужды озлоблять подчиненных. Может, когда-нибудь мы с ним и поладим. Прихватив с собой кофе, я отправился на мостик.
На вахте меня сменил Филип, и я уединился в своей каюте, сел к столу и попытался расслабиться. Но голова раскалывалась от мыслей, они не давали покоя, мучили. Вдруг на меня волной накатил страх. Смерти я не боялся, нет! Но как провести в заточении семьдесят с лишним лет среди людей, которые ненавидят меня, хотя и демонстрируют вежливость?
Надо было умудриться нажить себе столько врагов. Что ж, сам виноват. Теперь от них никуда не денешься. На корабле – как в тюрьме. Выпорол Грегора, замучил Криса Дакко, даже у инженера вызываю презрение. А как повел себя с миссис Ривс! Вспомнить стыдно. Один Филип меня уважает, да и то по долгу службы.
Так я и просидел до самого ужина. Наконец заставил себя встать, надеть китель и отправиться в столовую.
Утром я первым делом просмотрел бортовой журнал. И нашел запись Касавополуса. Он наказал беспризорника Деке за нарушение субординации и приказал ему явиться ко мне для прочистки мозгов. Связался с инженерным отделением и спросил у Касавополуса:
– За что наказан Деке?
– За нарушение субординации, как я и записал в журнале.
Это были общие слова.
– За что именно?
– Это не телефонный разговор.
– Ладно, приходите ко мне.
Вскоре он явился, запыхавшись после быстрого подъема по крутой лестнице.
– Деке неуважительно отозвался об офицере, – сказал Касавополус.
Я ждал более вразумительного объяснения, но Касавополус молчал.
– Говорите конкретнее, мистер Касавополус. Он обругал вас?
– Не меня, а вас, командир, – равнодушно ответил инженер.
– Что же он сказал? – настаивал я.
– Урод.
Я вздрогнул.
– Так теперь они вас называют между собой, – пояснил Касавополус.
– И в самом деле урод. – Я невольно коснулся обожженной щеки.
– Это недопустимо! – возмутился инженер. А Касавополус оказался крепким орешком. Сразу не раскусишь. Презирает и в то же время защищает меня.
– Касавополус, – неуверенно промолвил я, – у нас с вами не сложились отношения, но это по моей вине. Забудьте то плохое, что омрачило…
– Это невозможно, – решительно возразил он.
– Ладно. С Деке я разберусь. Можете идти.
Даже не потрудившись отдать честь, он покинул мостик. До конца вахты я пребывал в подавленном настроении и уже собирался уходить, как вдруг мисс Бартель мне сообщила, что Клингер умоляет о встрече со мной.
– Зачем? – спросил я.
– Не знаю, сэр. К нему вернулось сознание, мы поговорили, и теперь он просит о встрече с вами.
Вот уж чего мне хотелось меньше всего, так это встречи с Клингером. Напасть за напастью!
– Ладно, приду, когда мистер Таер меня сменит.
После дежурства я сразу пошел в лазарет и отослал мисс Бартель, чтобы остаться с Клингером наедине. На голове у него была повязка, руки крепко привязаны к кровати, возле пальцев кнопка для вызова мисс
