сообщаете, что не собираетесь заносить его в журнал. Как же мне разобраться во всем этом? И откуда мне знать, что вы хотите от меня услышать сейчас?
В полной тишине мы долго сверлили друг друга глазами, играя в дурацкую игру – кто кого. Наконец Филип отвел взгляд.
– Простите, сэр.
Я продолжал в упор смотреть на него.
– Чего вы от меня хотите, сэр? – спросил он, краснея. Ему было явно не по себе.
Я продолжал молчать, не в силах вымолвить ни слова.
– Может быть, мне уйти, сэр? – спросил он с тревогой в голосе. – И прийти позже, когда вы захотите со мной разобраться?
– Нет, – произнес я наконец. – Оставайся.
Представляю, какие варианты «разборки» вертелись у него в голове. Мало ли что может сделать взбесившийся командир! Уволить из армии, посадить в карцер, выпороть самым беспощадным образом, при том что сам спровоцировал подчиненного на дерзость.
Хуже всего было то, что Филип оказался прав на все сто. Невидящим взглядом смотрел я на экран, где светились цифры, и вспоминал. В бытность мою гардемарином на «Гибернии» командир Хаг был недоступным и строгим. При нем я чувствовал себя зеленым мальчишкой, не смел и пикнуть.
Но то – «Гиберния»! Она была полностью укомплектована личным составом; между командиром и гардемарином на иерархической лестнице стояли три лейтенанта, через них я и общался с командиром. Эти лейтенанты, как и любой высший офицер, вызывали во мне благоговейный трепет. Именно они и еще главный инженер имели прямой доступ к командиру.
Здесь, на «Дерзком», офицеров осталось всего трое – Филип, Касавополус и я сам. Я был постоянно угнетен, неопределенность страшила, и многое приходилось перекладывать на Филипа, общаться с ним напрямую, но стоило ему проявить малейшие признаки фамильярности, как я сразу же его отталкивал.
Неудивительно, что моя непоследовательность сломала Филипа и он сорвался на грубость. Справедливо ли его за это наказывать?
Можно, конечно, простить его, но моя неожиданная мягкость просто выбьет его из колеи и спровоцирует на новое хамство.
– Что мне с вами сделать, гардемарин? – холодно спросил я.
– Не знаю, сэр, – промямлил он.
– Я тоже не знаю. Для начала – восемь нарядов вне очереди. На неделю. А там – в зависимости от вашего поведения. Еще несколько нарядов – и порка.
– Так точно, сэр.
– Сожалею, что не впустил вас в каюту. На борту всего три офицера, так что приходите в любое время. Смогу – приму вас, не смогу – не приму. Как и всякому человеку, командиру иногда хочется побыть одному. Договорились?
По лбу Филипа катились капли пота, но он не осмеливался поднять руку, чтобы вытереть их.
– Филип, я и в самом деле вас уважаю. Это чистая правда. Но не забывайте о субординации: я – командир, вы – гардемарин. И свои обиды высказывайте другу, в гардемаринской каюте. А не мне. Понятно?
– Так точно, сэр! – Он энергично кивнул.
– Все свободное от работы время вы вправе находиться в гардемаринской каюте. Поразмышляйте на досуге о том, почему я вас наказал. Кстати, причина вашей дерзости, полагаю, кроется не только в моем поведении. Верно? Вас что-то тревожит? Скажите!
– Нет, сэр, ничего. Я… я всю ночь не спал, но это не оправдывает моей дерзости.
– Почему не спали?
– Из-за Грегора, сэр. Он… – Филип густо покраснел. – Мы проговорили чуть ли не до утра.
– Он чем-то расстроен?
Филип закусил губу и, помолчав, ответил:
– Мало сказать расстроен, сэр. Он был в истерике. Я с трудом его успокоил.
– А как он сейчас?
– Не знаю. Надеюсь, как-нибудь переживет.
Я решил закончить этот трудный разговор, тем более что время поджимало.
– Можете идти!
У Элрона Клингера был проломлен череп. Его доставили в лазарет. Я приказал Елене Бартель привязать его руки к кровати, чтобы не метался в бреду, и занялся своими обычными делами, время от времени его навещая. Людей не хватало, и выделить Клингеру постоянную сиделку я не мог. Да и заслуживал ли ее мятежник?
Керрен, благодаря компьютерному симулятору, помогал новым членам экипажа упражняться в стрельбе из лазерных пушек. В числе тех, кому доверили это оружие, были Деке, Эдди Босс и Уолтер Дакко.
Они сидели перед мониторами, а за их спинами расхаживал, давая советы, опытный стрелок матрос Цы.
– Господи, сегодня, 18 сентября 2198 года, молим тебя. Боже, благослови всех на борту корабля
