– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил меня Мантье, когда остальные вышли.
– Нормально, – соврал я, но тут же закашлялся. – Иногда, – добавил я. На самом деле я валился с ног от слабости. – Фредерик, если хотите что-то сказать, говорите прямо!
– У вас покраснело лицо: усилились приступы кашля.
– Неудивительно, ведь нас плохо кормят, не проветривают камеру, то есть комнату.
– Это верно, но ваше состояние заметно ухудшилось лишь со вчерашнего дня.
У меня уже не было сил стоять, я опустился на стул.
– Возможно, – согласился я, – но теперь у меня есть маска. Она поможет.
– В этом-то все и дело. Именно вчера вы начали дышать этими газами.
– Вы хотите сказать… – Я оцепенел от страшной догадки. – Лаура заменила дыхательную смесь в баллоне?
– Зачем же еще она вернула вам маску?
– Если бы она хотела моей смерти, то просто застрелила бы. Зачем ей такие сложности?
– Подумайте…
– Хватит! – Я дернулся и вдруг почувствовал в кармане штанов завернутую в лоскуток бритву.
Говорить ему о бритве нельзя. Ни в коем случае! Впрочем, что-то не похож Мантье на предателя. Может быть, Лаура действительно подсунула мне отраву? Если нет, тогда, может, инсинуации Мантье являются частью какой-то замысловатой игры? Зачем Лауре моя смерть? Зачем ей подсаживать мне шпиона?
– Капитан, сделайте мне одолжение, – попросил Мантье.
– Что я могу для вас сделать?
– Я не намного переживу вас. Насколько я понимаю, вы обладаете правом принимать исповедь. Я хочу исповедаться перед смертью.
– Шутите? Вам нужен священник.
– Но ведь вы являетесь представителем Церкви.
– Только на борту корабля.
– Если бы ваш корабль приземлился на необитаемой планете, вы остались бы представителем Церкви для вашего экипажа?
– Да.
– Считайте нас путешественниками, залетевшими на такую планету.
– Но…
– Мне не к кому больше обратиться! – воскликнул Мантье.
Я призадумался. Не будет ли с моей стороны богохульством играть роль священника в таинстве покаяния? Имею ли я такое право? Сосредоточившись, я долго припоминал уставы и наконец тяжко вздохнул. Если это и будет грех, то на мне. Не на Мантье.
– Ладно. Если бы я был вашим капитаном, то прежде всего сказал: восстание против законной власти является преступлением против самого Господа Бога.
– В подпольном движении я участвовал, но революции не совершал, – возразил Мантье.
– Ваше подпольное движение противозаконно.
– Я участвовал лишь в обсуждениях, не более того.
– Деньги? Иная помощь?
– Было, – признался Мантье, краснея. – Но я не знал, куда идут деньги.
– Пока я здесь, на вашей планете, вы не можете ссылаться на то, что Правительство ООН вас покинуло, а значит, вы должны подчиняться его законам.
После долгого молчания Мантье согласился:
– Ладно.
– Вы раскаиваетесь в ваших грехах?
– Да.
– Во имя Отца, Сына и Святого Духа…
Когда исповедь закончилась, Мантье поблагодарил меня, и мы вернулись в комнату. Я едва добрался до своего матраца. Очнувшись после тяжелого сна, я почувствовал себя еще хуже. Вся грудь болела. Когда тюремщики принесли пищу, Толливер потребовал, чтобы меня отвезли в клинику, но они его как будто не слышали.
Проснувшись в следующий раз от страшного приступа кашля, я понял, что жить мне осталось недолго, и подозвал к себе Мантье и Толливера.
– Фредерик, – зашептал я, – мне не остается ничего другого, как верить вам. Ради спасения вашей души мне бы хотелось, чтобы я не ошибся. – Я приложил палец к губам и под изумленными взорами Мантье и Толливера извлек из кармана бритву, отдал ее Толливеру. – Может быть, пригодится… Я вряд ли смогу быть полезен. А вам, Фредерик, в качестве оружия придется воспользоваться стулом или еще чем-нибудь.
