война банд, состоящих из латиноамериканцев, негров и азиатов, от которых цивилизованные жители Верхнего Нью-Йорка оградились высоченными заборами и современнейшими охранными системами. Между собой «верхние» называют «нижних» чернью и отбросами, а при «черни» старательно избегают обидных слов, чтобы не поплатиться за такое смертельное оскорбление жизнью.
Вот в этих «нижних» трущобах и прошло детство Анни. Она была в одной банде с Эдди Боссом, которого я во время трудного полета на «Дерзком» зачислил в рядовые Военно-Космических Сил. Позже он верой и правдой служил мне и на Надежде. Я долго верил в Эдди Боссу, но одной страшной ночью в Сентралтауне я застал его в постели с Анни. Она к тому времени уже была моей женой, и я отправил его с первым же кораблем (им оказался «Ватерлоо») прочь за много световых лет к дальним планетам.
– Вам обоим пришлось столько вынести, капитан. Представляю, какой ужасный след оставили эти испытания в ваших душах.
– Что было – то прошло, – пробормотал я, едва сдерживая свои истинные чувства.
– Теперь вы без того страшного… То есть я хотела сказать, после выздоровления вы выглядите гораздо лучше.
Без того страшного пятна на щеке, хотела сказать она. По возвращении с Надежды хирурги-косметологи так поработали над моим лицом, что от ожога не осталось и следа.
– А теперь, если позволите, я бы хотел увидеться с женой. – И побыстрее отделаться от бесцеремонной миссис Тальбот.
– Пожалуйста. – Она встала, мы вышли в коридор. – Доктор разрешает миссис Сифорт гулять по всей территории клиники. Проводить вас до ее палаты?
– Нет, спасибо, я помню дорогу. Скажите… у вас есть дети?
– Да. двое. Кэти и Джон.
– У вас есть их фото?
– На столе. Хотите взглянуть?
– Очень.
Мы вернулись в кабинет. На столе лежала не голограмма, а обычная фотография в старинном стиле. Я вынул из кармана ручку.
– Можно сделать надпись?
– Конечно, – улыбнулась миссис Тальбот, польщенная таким вниманием.
Я написал: «Кэти и Джону с благодарностью за заботу и помощь их матери. Николас Э. Сифорт, капитан Военно-Космических Сил».
– Благодарю, капитан! – радостно пропела миссис Тальбот, прижимая фотографию к груди. – Большое спасибо!
Я вышел из кабинета внешне спокойный, но внутри у меня все кипело. Такие, как миссис Тальбот, готовы прогибаться перед любым, чьи физиономии пестрят на обложках журналов. Фу! Но ради Анни я стерплю и не такое. Лишь бы к моей жене относились заботливо.
Мы сидели с ней на диване в светлой комнате отдыха. Одну руку я положил на спинку дивана, а сжатый от ярости кулак другой сунул в карман.
– Зря ты тратишь время на поездки ко мне, – равнодушно говорила Анни, угрюмо уставившись в стену.
– Я так хотел увидеться с тобой. Я навещал бы тебя каждый день, если бы это было возможно. – Мне хотелось придвинуться к ней ближе, но я не решался. Мои прикосновения порой вызывали у нее нервные взрывы. – Жаль, что сегодня у тебя неважное настроение.
– Нормальное настроение! – вспылила она.
– Анни, я люблю тебя. – Я затаил дыхание. Что она на это скажет?
– Ну и что, Никки? Этого мало, – презрительно скривилась она.
Мой кулак в кармане сжимался так, что болели пальцы. Я едва заставил себя их разжать.
– Чего тебе не хватает? Что еще для тебя сделать?
– Ничего. Зачем ты засунул меня в эту клинику?!
– Забрать тебя отсюда?
– Да! Нет! Я уже не знаю, чего хочу! Это ты и их чертовы таблетки довели меня до такого!
Я непроизвольно подвинулся к ней, но она резко отпрянула, как от зачумленного. Меня охватило отчаяние. Она тут же смягчилась:
– Ладно, пойдем прогуляемся.
Мы вышли из здания, в тягостном молчании побрели по дорожкам между газонами. Наконец Анни взяла меня за руку и виновато заговорила:
– Никки, я не хотела на тебя кричать. Сама не знаю, что на меня нашло. Знаешь, доктор О'Нейл говорит, что моя болезнь проходит. Ты сможешь дождаться моего выздоровления?
– Конечно. Буду ждать хоть целую вечность.
– Клево. Значит, сделаешь, что я хочу.
Я насторожился. Жаргонные словечки, исковерканные фразы и жуткий испанский акцент из ее темного прошлого прорезывались у нее только в минуты душевных бурь.
