– Но я ему действительно нужна. Когда он вышел в отставку, он так… страдал.
– Он не заслужил такого оскорбления. Я знаю, каково ему пришлось.
– Не уверена. Она колебалась.
– Адам, пусть это останется между нами, но его страдание в какой-то степени было вызвано подозрением, что он на самом деле заслужил такое отношение.
– Я думал, это дело прошлое, – устало отозвался отец.
– Он не слишком уверен в себе. Его самоуважение… очень легко сломить.
Я взглянул на Ф.Т., но его лицо оставалось в тени.
– Тяжело вам приходится.
Она коротко рассмеялась:
– Я справляюсь. Долгое время после Ланкастера я смотрела на него с обожанием и прикусывала язык, если возникало желание сделать ему какое-то замечание. Но, господи боже мой, черт его побери, как мне хочется, чтобы он перестал туда ездить!
Отец кашлянул.
– Простите, – тотчас сказала она. – Я не хотела богохульствовать.
В обществе отца ей нечего было опасаться, но где-нибудь в другом месте подобное высказывание дорого бы ей обошлось. Приходится соблюдать осторожность. Хоть благочестия в обществе поубавилось, но священники Церкви Воссоединения все еще обладали огромной властью. В прошлом году я высказал учителю все, что думаю об этом дурацком церковном каноне. После этого меня вызвали к директору и выпороли. Хуже того, отец мне не слишком сочувствовал.
Может, анонимно заявить на Арлину? Проучить их.
– Если б я мог помочь… – проговорил отец.
– Поговорить с вами вечером – уже большая помощь. – Ее голос теперь звучал спокойнее. – Идемте искать наших наследников.
Я поспешно отполз от дома, таща за собой Филипа, потом встал на ноги и подбежал к веранде.
– А, вот вы где! А мы вас ищем, – проговорил я, тяжело дыша, словно запыхался, и обратился к отцу:
– Не пора ли вам спать, молодой человек?
– Очень смешно. – Он погладил меня по спине; я с трудом заставил себя не уклоняться от его прикосновения.
Арлина, подбоченившись, насмешливо спросила:
– Ну, Филип, признавайся, что ты натворил?
Филип бросился к ней в объятия:
– Мам, ничего я не натворил. Джаред показывал мне свой комп.
Мы с отцом пожелали им спокойной ночи и неторопливо зашагали к бунгало. У дверей он остановился и спросил:
– Как долго ты подслушивал?
– Что? Не понимаю, о чем…
Он покачал головой. Я вошел в дом за ним следом.
– Говорю тебе…
– Джаред, я ненавижу ложь, – мягко, словно смирившись, проговорил отец.
– Вот-вот, обвиняй меня снова. Только и знаешь, что искать во мне недостатки. Мы всего лишь…
Он отвернулся:
– Ступай спать.
– Правильно, не слушай. Ты никогда…
– Немедленно в постель! – тон не допускал возражений.
Я удалился, в знак протеста хлопнув дверью. Когда-нибудь они у меня попляшут! Отец, Арлина – все!
Когда-нибудь.
3. Пуук
Толстяк тихо вздохнуть, хватать меня за руку. Я двинуть ножом, и он ползти вниз стенке, точно ноги отказали. Я нагибаюсь, выдергиваю ножик из его брюха и смотрю, В как хлещет кровь, пока не остановится. Тогда обтер об него лезвие и засунуть за пояс. Нечего хвост поднимать на мида!
Я поглядеть кругом, но в темноте никого не увидать. Пришлось сжать зубы, пока искать в карманах. Ощущение паршивое – теплый еще. Найти ничего не мог, да ведь наперед кто ж знает: вдруг завалялась монетка.
Немного я хотеть чертить кровью на стене знак мидов. Да ну! Лучше оставить это для Босса мидов. Незачем Карло думать, будто я сую нос куда не надо. Пока я еще пацан пацаном, но уже недолго сейчас осталось. Тогда стану настоящим мидом. Старик Чанг говорить, мне быть четырнадцать, но у него совсем