Замигали огни. Председательствующий взобрался на подиум и начал вступительную речь. Я старался изобразить вежливый интерес.
Сначала он изъявил всеобщую благодарность организаторам церемонии. Потом передал слово Антону Бурсу, всемирно известной кинозвезде, который создал для миллионов зрителей образ капитана Бона Уолтерса. Потом глава фонда Бона Уолтерса рассказал о своей сложной работе и о премии, которую они спонсируют.
Моя вежливая улыбка стала превращаться в каменную маску. Я прикрыл рот платком.
– Терпение, сэр, – прошептал Алекс. – Это долго не продлится.
Я только хмыкнул в ответ. Его глаза блеснули:
– Я и понятия не имел об этой премии, когда «Мельбурн» ошвартовался. Как все удачно сложилось.
– Ну, ты-то здесь не виноват.
– Разве вы не понимаете, сэр? Я бы вышел из игры много лет назад, если б не ваш пример. Даже сегодня кадеты вас глубоко уважают. Не могу и передать, как это здорово – ощущать, что и все общество думает точно так же.
– Алекс, ну сколько тебе повторять? Мы организовали это – Бранстэд и я.
Я отвернулся, чтобы немного пригубить вина. Через стекло бокала один из огней светился, как иллюминатор. Я поиграл своим бокалом. Походило на иллюминатор на корабле ВКС «Хельсинки»…
Я спустился на второй уровень. Вверх по лестнице, потом налево. Еще зеленый, неуклюжий шестнадцатилетний мальчишка – я был впечатлительным гардемарином, впервые входившим для доклада на капитанский мостик. До этого я не видел мистера Хагера – первого гардемарина, от которого зависела моя судьба, – не видел и капитана, столь отдаленного от моей тогдашней жизни, что я покрывался потом в предвкушении скорой встречи.
Мне надлежало произвести хорошее впечатление. От этого зависела вся моя карьера. Вся моя учеба, все мои тренировки были подготовкой к этой встрече.
«Помоги мне, Господи. Я раб Твой, всецело преданный Тебе. Я посвящу всю мою жизнь Тебе».
Мои шаги замедлились. Я был рядом с капитанским мостиком.
Я застегнул все пуговицы, пригладил китель. Пробежался пальцами по коротко остриженным волосам.
«Вот оно, Господи! В этот момент начинается моя карьера. Помоги мне сделать все правильно. Помоги мне держаться достойно».
Послышались аплодисменты. Я вздрогнул и поднял голову. Робби Боланд поднялся с кресла и прошел на подиум.
– Леди и джентльмены! Оказаться здесь сегодня вечером – большая честь. Потому что почетным гостем является мой друг, старый товарищ, верный союзник моего отца, мой… – он мгновение поколебался, – мой наставник. Человек, который научил меня отличать правду от лжи и благодаря которому, – он горестно улыбнулся, – я утерял политический вес. – Это вызвало дружеский смех. Боланд, донельзя расстроенный гибелью своего друга Адама Тенера, которую не сумел предотвратить, ушел в отставку с должности члена Генеральной Ассамблеи, чтобы поднять на ноги сынишку Адама – Джареда, парнишку с проблемами. Это было за пять лет до его возвращения в политику.
– Николас Сифорт – человек, который никогда не будет лгать. Человек, который никогда не станет вилять. Человек, который ненавидит любую фальшь. Человек, который делает то, что считает нужным, чего бы это ни стоило.
Алекс схватил, меня за руку:
– Я так горжусь вами! Не променял бы это ни на что в мире.
Я по-прежнему смотрел на бокал, но капитанский мостик «Хельсинки» уже растаял.
«Господи, почему все так получается? Почему я не могу вернуться назад, снова стать тем честным мальчишкой?»
В дальнем конце стола Генсек Кан уперся взглядом в свою тарелку.
«Почему я здесь, Господи?»
– …человек, который служит примером доброты, решительности, открытости, прогрессивности и моральной чистоты для всего человечества. Представляю вам капитана «Гибернии», «Дерзкого», «Трафальгара», номинанта премии этого года имени Хьюго Бона Уолтерса, Генерального секретаря ООН Николаса Эвина Сифорта! – Боланд повернулся, и зал разразился аплодисментами.
«Господи, верни меня в детство. Я встану на колени, если это поможет моей мольбе. Дай мне еще один шанс».
– Сэр, пора.
«Смилуйся! Как я мог так пасть?»
– Они ждут!
Мне не оставалось ничего другого, как только пройти через это. Несколько слов благодарности – и все закончится. Медленно, устало я поднялся на ноги. Овации не смолкали. Люди вставали и аплодировали стоя.
Это было невыносимо.
Я кое-как добрался до подиума, прислонил неразлучную трость к стойке. Широко улыбаясь, со сверкающими глазами, Робби Боланд протянул мне руку.
