Поздние последствия

— Неужели это… Ведь это Карита!

— Отдай фотографии! — Валманн схватил девушку за руку и попытался вырвать у нее снимки. Затем, вспомнив о ее недавней выходке, разжал пальцы, она сделала то же самое, и фотографии посыпались на стол и на пол. — Ты что, ее знаешь? — Он наконец-то вновь почувствовало себя полицейским.

Она была явно потрясена и не притворялась.

— Это, наверно… — Она сделала усилие и бросила еще один взгляд на изуродованный труп. — Это Карита! — Она рухнула на стул и зарыдала. — Какой ужас! Какой ужас!

Валманн опустился в свое кресло и, пыхтя как после потасовки, собрал фотографии.

— Это она? Это ее по телевизору показывали? — Девушка прерывисто дышала.

Валманн испугался, что она упадет в обморок прямо у него в кабинете.

— Принести воды? — спросил он.

Она покачала головой.

— Так ты знаешь… эту женщину на фотографии? — спросил он немного погодя.

Она кивнула, закрыв лицо руками:

— А что с ней?..

— Ее убили.

— Это о ней по телевизору говорили?

Он кивнул.

— А кто?

— Мы не знаем. И я не вправе об этом разговаривать. — Но что-то в его голосе, очевидно, выдало его.

— Неужели это он?

Опять она разоблачила его. Валманн глубоко вздохнул:

— Мы ничего не знаем наверняка.

Она начала плакать, сначала тихонько, жалобно завывая, затем сильнее. Валманн попытался вспомнить, куда он засунул бумажные носовые платки, но так и не смог. Он стоял и не знал, что для нее сделать. Наверное, лучше всего не делать ничего.

— Так ты ее знаешь как Кариту? — спросил он, когда она немного успокоилась.

— Ну, это, конечно, не настоящее имя, — всхлипнула она.

— Почему?

— В нашем ремесле никто не называет своего настоящего имени. Более экзотично с «псевдонимом». — Она попыталась скривить губы в улыбке. — И надежнее.

— Так ты хочешь сказать… — До Валманна начало доходить, что означали ее слова. — Ты хочешь сказать, что эта женщина на фотографии была одной из тех, кто «работает» в здешних барах? — Теперь он еще яснее вспомнил эпизод в четверг вечером, все детали, которые он все время пытался отодвинуть, ее ловкие прикосновения, профессиональную хватку, шепот на ушко про дешевый тариф для таких «красавчиков», как он.

— Верно. Ну, ты прямо Эйнштейн.

— И это правда? Ты уверена, что она этим занималась?

Девушка попыталась собраться, вытерла слезы тыльной стороной ладони, а затем ответила без всякого притворства:

— Мы какое-то время держались вместе. Хорошо работать в паре. — Она говорила об этом как о чем- то само собой разумеющемся. — Но я ее давненько не видела. Я подумала, что она нашла подходящего парня и забросила эти игры. Так это был он?

Ему пришлось прервать ход ее мыслей. Не мог же он пуститься с ней в дискуссию!

— Итак, ты утверждаешь, что Карин Риис… Это ее настоящее имя, — вставил он в ответ на ее вопросительный взгляд, — что она… была проституткой?

— Honi soit qui mal у pense!

— Что-о?

— Пардон, это по-французски. — На этот раз ей удалось изобразить на лице некое подобие улыбки, как бы назло ему, чтобы еще раз подчеркнуть его невежество. Еще одно очко в ее пользу. — Это означает нечто вроде: «Пусть стыдится тот, кто дурно об этом подумает». Впрочем, мой псевдоним Лолита, — добавила она, засунула большой палец в рот и закатила глаза. Если бы не потекшая краска с ресниц, она могла бы сойти за девчонку лет пятнадцати-шестнадцати.

24

— Ну и видок у тебя!

Сама она тоже выглядела не очень-то.

В воскресенье вечером он встретил Аниту на вокзале. Они сели в машину и окинули друг друга испытующим взглядом, прежде чем он повернул ключ и завел свой «мондео». Ожидания, накопившиеся за три дня разлуки, вдруг растаяли, и возникла немая пустота, в которой все мелочи проявились с беспощадной ясностью. Их отношения были стабильными, однако недостаточно длительными, чтобы успела выработаться прочная рутина повседневной жизни, и даже после расставания всего на несколько дней они сидели и искали в лицах друг друга сигналы и знаки.

— Я почти все выходные работал с этим новым делом. — Валманн потер небритую щетину.

Она кивнула:

— Да мне тоже поспать не удалось.

Об этом ему уже рассказали темные круги у нее под глазами.

— Кто первый, ты или я?

У них сложилась привычка выслушивать взаимные истории о том, что произошло. На душе от этого становилось легче. Любая деталь — большая или маленькая — способствовала восстановлению линий связи после разлуки.

— Что касается меня, то тут опять старая история, — начала Анита, как только он отъехал от стоянки. — Он все-таки бил ее. Сначала только один раз, потом еще и еще. Это выяснялось постепенно по мере того, как пакеты с вином опустошались и она начинала разговаривать. Они живут вместе уже два года. Это началось полгода назад. Почему — она не знает. Бедная Биргит. Она никак не придет в себя и не знает, что делать.

— Как сильно он ее избивал?

— Да здесь речи нет об избиении. Никаких видимых следов побоев, чтобы пойти в полицию. Но он ее бьет, понимаешь? Сам этот факт означает, что пересечена граница, черт возьми!

— И она его еще не выгнала?

— Она сама ушла. Они жили в его квартире.

— Это не имеет значения, когда речь идет о насилии.

— Она собирается заявить в полицию…

— Но все еще не делает этого.

— Это не так-то легко, Юнфинн! — Ответ прозвучал настолько резко, что он предпочел оставить эту тему.

На Страндгата почти не было движения, да и народу видно не было. Город как будто застыл в ноябрьской полутьме.

— Да, нелегко, — ответил он, думая совсем о другом. Он был рад, что она вернулась. Ему хотелось скорее домой, в ту приятную атмосферу, которую им удалось создать там, когда они договорились не упоминать дома о работе. Он не хотел никаких разговоров о мужском насилии и правах женщин. Достаточно было нескольких слов на эту тему, и перед ним снова возник образ Карин Риис, убитой и изуродованной в прихожей своего дома. — Что касается меня, то я только что наблюдал последний акт такой же драмы со смертельным исходом.

Он потратил несколько минут, чтобы посвятить ее в детали дела Риис. Она сидела тихо и смотрела