прихожую, за исключением одной только нарушающей порядок детали — трупа на полу.
— В саду мы тоже ничего не нашли, — продолжала Анита. — В это время как раз таял снег. Мерзлота еще не сошла. Невозможно что-то закопать. Каждое утро изморозь. Мы бы заметили даже след сороки, если бы она прошлась по участку. В конце концов мы выудили кое-что у врача, к которому она обращалась. С фру Скард постоянно происходили какие-то напасти дома — то она палец сломала, то ребро, то у нее сотрясение мозга…
— Старо как день. — Анита лишь вздохнула в ответ. Копание в этом старом деле также вывело ее из равновесия. — Видимо, придется побеседовать с кем-то в тамошней полиции, кто занимался этим делом.
— Ты можешь со мной побеседовать.
— Ты же была стажером.
— Да, но очень старательным. Это было мое первое дело об убийстве, и оно касалось женщины, которую бил и, очевидно, убил ее муж. И как ты думаешь могла реагировать на это такая феминистка, как я?
— Да я уже вижу, как такая феминистка сейчас реагирует.
— Вот-вот.
— И это было… пять лет тому назад?
— Пять с половиной.
— Хочешь еще раз заняться делом, в котором фигурирует подозрение против Скарда?
— И да, и нет… — Она снова вздохнула. — Ведь я им уже занималась.
— Как долго вы потом держали Скарда под колпаком?
— Не очень долго. У нас не было людей для систематического слежения в течение долгого времени.
— Ты хочешь сказать, что он продолжал жить как ни в чем не бывало?
— Не совсем. Он взял больничный и жил в том же месте несколько месяцев. По окончании семестра он тихо собрался и переехал. Я не думаю, чтобы кто-то интересовался, куда он отправился. Дело было закрыто. Мы не нашли ни тени улик против него. Кроме того, что он жестоко и регулярно колотил ее, и довольно долго. У меня на доске над столом долго висела ее фотография, сделанная в тот вечер. Я возражала против закрытия этого дела.
— Но ты была лишь слишком старательным стажером в полиции.
— А он — человеком с высшим образованием и хорошими манерами и работал в школе Фритьофа Нансена. А это высокое положение в Лиллехаммере. Там ценится воспитание и образование.
— Да уж, здесь в Хамаре гораздо лучше, у нас люди думают, что слово «идеальный» относится только к лепешкам из пресного теста.
— А «культура» — кислое молоко.
И они насладились громким смехом над старой шуткой по поводу деревенщины в Хедмарке.[11]
— И вот сейчас он обосновался в этом городе и начал все сначала, с новой женой?
— Она была сожительницей.
— Он, наверно, не смог развестись по закону со старой женой.
— Это можно проверить. Существуют правила насчет того, сколько времени человек должен считаться пропавшим, прежде чем его объявляют умершим и брак расторгается. Я завтра спрошу у Кронберга.
— Еще одна растяпа, которая вся тает перед парнем, открывающим перед ней дверь машины, а сам он двух слов связать не может. А потом он ее убивает.
— Ну не совсем так на этот раз, — поправил ее Валманн. — Карин Риис работала ассистентом стоматолога. И она не без прошлого.
— Что за прошлое?
— Я вчера узнал, что она еще была гостиничной проституткой в городе, — сказал Валманн, заворачивая к дому.
— Не слишком ли много для нашего учителя этики?
— Думаю, более чем достаточно. — Он вышел и открыл дверь гаража.
Анита крикнула ему вслед:
— А у нас есть красное вино дома? Я решила начать трезвую жизнь с завтрашнего дня.
— Так и сделаем. Я тоже не сторонник слишком быстрого снижения темпов.
Часть вторая
1
Я пережила шок, когда увидела его снова.
Я боялась этого. Старалась изо всех сил не думать о том, что такая встреча рано или поздно произойдет. Я могла бы, наверно, предпринять что-то более кардинальное, чтобы не допустить этого. Например, обосноваться в каком-нибудь городе подальше отсюда. После нескольких лет с постоянными переездами меня ничто больше не связывало с местностью вокруг озера Мьёса. Но я почему-то сижу здесь, в недавно открывшемся отделе социального обеспечения в центре Хамара, и занимаюсь тем, что превращаю человеческие судьбы в номера и коды в соответствии с формулярами социальной службы.
Для меня это определенный шаг вперед.
Я пережила очень трудное время, но думаю, что самое страшное уже позади. Я долго старалась научиться позитивно думать о себе и других людях. Я ставила перед собой цели, и мои усилия приносили результаты; мне удалось восстановить свою жизнь. В хорошие моменты я думаю о том, что плохие времена не вернутся. Никогда.
И вдруг на мой стол попадает документ с его именем.
Ничего странного в этом нет. Моя работа состоит в том, чтобы изучать обращения, проводить интервью, искать документы в архиве. В поле моего зрения ежедневно попадает по пятьдесят имен, если не больше. Некоторые из них кажутся знакомыми, а некоторых людей я и вправду знаю. Я могла бы неплохо заработать, допустив небольшую утечку сведений, которые я узнаю, просто сидя на работе. Но я никогда не стала бы этого делать. Я вижу в своей работе нечто большее, чем возможность получить легкие деньги. Моя цель — фундаментально изменить свою жизнь, стать новым человеком в новом окружении. После того, что я пережила, эта цель стала для меня наваждением. Реабилитация проходила очень медленно. Физические раны залечиваются, а душевные не перестают кровоточить. Поврежденная психика не так легко восстанавливается. (Я научилась спокойно говорить о вещах, мучивших меня. Я прочитала несколько книг по этой теме, прошла курс лечения и стала специалистом по моему случаю.) Перешагнуть через прошлое, идти дальше, преодолеть дурные мысли и сосредоточиться на хорошем — таков был мой план. И я уже многого достигла. Я много сделала, чтобы быть довольной собой. И я думала, что заслужила эти маленькие победы.
И вот его имя вдруг появилось на моем письменном столе. Я чуть было не сказала: в один прекрасный день. День был, насколько мне помнится, не особенно хорош. Осень уже вступала в свои права. Я выходила на работу и приходила домой в полутьме. Зимой приходится еще работать над тем, чтобы бороться с темнотой и сохранять маленький огонь внутри себя. Моя служба благоприятствует этому. Я только начала трудиться на этом поприще и взялась за работу с пылом, относилась к деловым бумагам и отчетам эмоционально и старательно, и, как мне кажется, мне все удавалось.
Он не изменил фамилию. Я прочитала ее один раз, потом еще и еще… У него, очевидно, не было прошлого, от которого хотелось бы сбежать. Уже одно это могло поколебать стабильность, которую я так
