— Конечно. — Тристен взял меня за руку и повел к выходу. — Идем.
Когда мы вышли на улицу, он поймал такси, и до вокзала мы ехали молча. Я, как обычно, смотрела из окна, выискивая пухлого человечка со шрамом под глазом, который на его лице оставила я. Когда той ночью приехали пожарные, мистер Мессершмидт воспользовался воцарившейся суматохой и исчез.
Нам всем хотелось бы знать, куда он делся. На тротуарах Манхэттена народу было полно, я всматривалась в эту толпу, думая, что он вполне мог бы попробовать скрыться в городе, где проживало восемь миллионов человек. А если я его найду?.. Я, честно говоря, не знала, что бы я сделала.
— Приехали, — объявил Тристен.
Он вылез из машины и открыл перед нами дверь. Потом расплатился с водителем, отказываясь от денег, которые ему пыталась вручить мама, несмотря на то что, возможно, в ближайшие дни ему придется обойтись без ужина. Он унаследовал все, чем владел его отец, но денег этих не трогал, предпочитая пробиваться самому. Он хотел положить начало новому роду Хайдов.
Когда мы дошли до поезда, я обняла маму.
— Я вернусь в воскресенье, — пообещала я. — В школу успею.
Мама нахмурилась:
— Ты со мной не поедешь? Я думала...
— Нет, я останусь с университетскими подругами, — соврала я.
Разумеется, я собиралась провести все это время с Тристеном, в дешевой грязной квартирке, где он жил с другими музыкантами, пытающимися выбиться в люди, и где мы все равно не могли остаться наедине. Но мама не обрадовалась бы этой правде, так что пришлось соврать.
Не потому, что я боялась ее гнева. Нет, она уже не могла мной командовать, я была достаточно взрослой, чтобы жить по собственным правилам. Я солгала, чтобы не ранить ее.
— Ладно, Джилл. — Мама тоже обняла меня. — Но будь осторожна, хорошо?
— Я за ней присмотрю, — пообещал Тристен, прижав меня к себе. — Не беспокойтесь.
Мама села в поезд, мы с Тристеном махали ей и ждали, пока последний вагон не скроется из виду.
— Я уже говорил, что люблю тебя? — спросил Тристен. Он развернул меня к себе и убрал непослушную прядь волос за ухо — теперь это была его обязанность.
— Можешь повторить, — сказала я, просунула руки ему под пальто и обняла за талию, как в тот холодный январский день на кладбище. Положив голову ему на грудь, я стала слушать, как бьется его сердце.
— Я тебя люблю, — прошептал он, касаясь губами моих волос.
Когда он это говорил, мои глаза всегда наливались слезами счастья. А к этим словам я привыкну?
Ни за что.
— Я тоже тебя люблю, — сказала я дрожащим голосом.
Одна... Я больше никогда не буду одна. Как бы ни сложилась моя жизнь, даже когда смерть разлучит нас, я не буду чувствовать себя одинокой.
Еще несколько секунд мы обнимались, а потом я отстранилась от Тристена, мы взялись за руки и ушли вместе в ночь.
1
Здесь и далее цитируется перевод И. Гуровой.
