— Взаимно, — пробормотал Феликс, украдкой ослабляя ремень и расстегивая воротник. «Где Сигизмунд, хотел бы я знать, — подумал он. — Скоро тут дышать будет нечем… Пора бы и приступить к церемонии. Все уже собрались. Или, как будет точнее, вернулись. Это слишком глубоко в нас сидит: привычка возвращаться… Нет, но каков Огюстен!..»
Неторопливый ход мысли Феликса был прерван появлением в амфитеатре Сигизмунда. Оное появление вызвало восторженный ропот со стороны студентов, почтительное молчание гостей и иронические смешки господ героев. Причиной столь разнообразных реакций послужила привычка Сигизмунда одеваться согласно моде, бытовавшей среди странствующих героев лет эдак пятьдесят тому назад. Последний из Неумолимых Пилигримов, Костлявый Жнец, Узник Поэнари, Рыцарь Монтесиноса и обладатель еще дюжины не менее звучных псевдонимов; герой с полувековым стажем, стоявший у истоков Школы; ходячая легенда и старый педант в одном лице — Сигизмунд был с ног до головы затянут в черную кожу и увешан оружием. Естественно, это тут же сделало его объектом пристального изучения со стороны всех присутствующих: так рассматривают манекен в музее. В первую очередь в глаза зрителю бросались его скрипучие сапоги, высокие голенища которых доходили почти до промежности («Он что, на рыбалку собрался?» — хмыкнул Бальтазар). Потом взгляд стороннего наблюдателя неизбежно притягивал к себе широченный пояс, густо усыпанный заклепками и креплениями для ножей, метательных звезд, топориков, булав и прочего инструментария. Большинство креплений сейчас пустовало, но и занятых было достаточно для того, чтобы Сигизмунд слегка звенел при ходьбе. Третьим предметом геройского костюма, достойным зрительского внимания, была специальная перевязь, или, как ее называл сам Сигизмунд, «сбруя», двумя петлями охватывающая обе подмышки и пересекающая спину на уровне лопаток. На вертикальных ремешках «сбруи», пристегнутых к поясу, параллельно ребрам крепились ножны метательных кинжалов (по пять слева и справа), так, чтобы рукоятки торчали вперед. Благодаря этому хитроумному приспособлению Сигизмунд мог попарно метнуть все десять кинжалов быстрее, чем первые два поразят свои цели. Довершал архаичный образ странствующего героя используемый Сигизмундом в качестве посоха длинный двуручник с волнистым лезвием, которое, если Феликсу не изменяло зрение, было слегка заржавлено.
От приснопамятного утреннего колотильщика — грозы фанерных драконов — он отличался разве что осанкой: одно плечо у Сигизмунда было несколько выше другого, отчего его фигура приобретала некоторую скособоченность — прямое следствие полученного еще в юности удара хвостом поперек позвоночника. Хвост, насколько мог вспомнить Сигизмунд, принадлежал либо псевдосфинксу, либо мантикоре. Впрочем, не исключено, что это была ламия…
Сигизмунд приблизился к специально принесенной из лекционного зала кафедре, воткнул меч в песок и прочистил горло. На героев это, конечно, не возымело действия, и тогда Сигизмунд взял молоточек и начал бить в гонг, предусмотрительно установленный на кафедре рядом с графином с водой. Спустя минуту противное дребезжание металлической тарелки, подвешенной на двух цепочках, заставило умолкнуть даже самых упрямых и беспардонных нарушителей тишины.
— Кхе-кхе, — откашлялся Сигизмунд, набулькал в стакан воды из графина и, не смущаясь гробовым молчанием зрителей, сделал два глотка. — Добрый вечер, господа! — начал он. — Мы собрались здесь сегодня для того…
Скорее следуя устоявшейся привычке, чем из уважения к традициям — а может быть, и по иной причине, самому Феликсу неизвестной — но так или иначе, Феликс, в отличие от большинства героев, посещал церемонию ежегодно и знал вступительную речь Сигизмунда практически наизусть. Он расслабился, позволяя знакомым словам обтекать сознание, и предался любимому развлечению: рассматривать будущих студентов и строить предположения об их дальнейших судьбах.
— …лучшие представители молодежи всех городов Метрополии, изъявившие желание поступить в Школу героев… — продолжал бубнить Сигизмунд.
Первым делом Феликс вычленил из числа «лучших представителей молодежи» крысоподобных типчиков, никак не попадающих под определение «молодежи», не говоря уже об эпитете «лучшие», применимом к ним разве что с добавкой «из худших». Обитатели сумеречного мира воров и убийц поступали в Школу регулярно, с завидным упорством стремясь к повышению квалификации и мечтая приобрести навыки, столь необходимые в их ремесле. Мечтам было не суждено оправдаться: подобная мразь редко задерживалась в Школе дольше, чем на неделю.
— …что являет собой достойный пример для всех тех…
Следующими кандидатами на отчисление Феликс определил двух девиц, переодетых в мужское платье. Срок их пребывания в Школе варьировался от трех недель до одного семестра. Со слов Сигизмунда Феликс знал о курьезном случае, когда одна крайне туго соображающая особа женского пола доучилась до второго курса, прежде чем до нее дошло, на какую жизнь она себя обрекает. Эти девицы вроде поумнее, поэтому сбегут раньше.
— …должен напомнить, что этим вы навсегда лишаете себя права носить фамилию, титул и даже национальность…
Еще одним непременным элементом группы риска были дети богатых родителей. Избалованные барчуки и непокорные наследники громких фамилий, вопреки воле родителей избравшие полный опасностей путь… ну и так далее. Их шансы пройти обучение до конца равнялись одному из десяти. Этим одним, скорее всего, должен был стать Андреас, сын главы Цеха механиков — тот самый мальчик, которого Феликс учил с какой стороны надо браться за меч.
— …поэтому еще раз повторю: если кто-то из вас не чувствует в себе сил и готовности ступить на тяжелый жизненный путь героя, он может прямо сейчас, немедля покинуть это здание, и вернуться к обычной…
Итак, кто же оставался? Патрик и Себастьян, вне всяких сомнений. Субтильный юноша, предположительно — внук Абнера, с насупленно-упрямым выражением лица. Два здоровенных увальня, лица которых ни разу не омрачала даже тень мысли. Неопределенного возраста субъект, одетый подчеркнуто скромно, и умудряющийся даже сидеть с кошачьей расслабленностью (из таких вот людей без прошлого, но с хищными повадками, выходили очень живучие герои). Трое широкоплечих братьев- близнецов, вертящих головами с ошарашенным видом провинциалов, впервые попавших в Столицу. Плюс Андреас. Всего десять человек. Из полусотни желающих. Не так уж мало… Но вопрос еще и в том, кто из них сможет вернуться живым из первой командировки?
— Долго он будет трепаться? — не выдержал Бальтазар.
— Три минуты и сорок секунд, — ответил Феликс.
— Откуда такая точность? — громче, чем следовало, удивился Дугал.
На них зашикали.
— Сейчас он выпьет воды, — шепотом предрек Феликс, — а потом скажет: «От одного хочу вас предостеречь — не презирайте тех, кто бежит».
Сигизмунд выпил воды и сказал:
— От одного хочу вас предостеречь — не презирайте тех, кто бежит. Запомните раз и навсегда, ради них вы будете жить и ради них вы будете умирать. Не всем дано сражаться со Злом, и те, кто выбирает бегство…
— Блеск! — восхитился Дугал. — Как ты это сделал?
— Магия, — пробурчал Феликс. Он не любил фамильярности и людей, быстро переходящих на «ты».
— Ну да? — отвесил челюсть Дугал. — А! Шутишь… Ха-ха, магия, здорово ты меня купил!
— Господа, — обернулся сидящий спереди герой. — Вас не затруднит заткнуться?
— Чего?! — привстал шотландец.
— Сядь, идиот! — рыкнул Бальтазар.
— Тише вы. Осталось всего две с половиной минуты. Не можете потерпеть такую малость?
Раздосадованный посторонним шумом Сигизмунд опять постучал в гонг и перешел к финальной части своей речи.
— …могу только пожелать вам успеха на выбранном поприще, — сказал он и обвел притихший амфитеатр чуть растерянным взглядом. Зрители, очевидно, ждали продолжения, и тогда Сигизмунд конфузливо пояснил: — Все…
«Говорил я ему, концовку надо доработать», — подумал Феликс.
