— Ежли хто работает на мафию, — продолжал Аквавитус, выпрямляясь на стуле, — у тахо есть кусок. Они забирають кусок, мы их убираем. Усе проста. Хноссас, нам с Хипалампом надо потолковать. А может, ты тоже кой-куда сгоняешь, срубишь пару долларов?
Гноссос покачал головой.
— Тахда иди пока похуляй, аха? На вот, держи вонючку. Асобый табак, крутили у Турине.
Гноссос зажал резко пахнущий конец сигары коренными зубами и рванул через танцплощадку. Секунду спустя он примчался обратно, вылил в рот остатки мартини и унесся опять, едва не столкнувшись с качавшимися там Хуаном Карлосом и Джуди Ламперс. Эта пара явно пребывала в своем собственном мире
На палубе музыка и шум терялись в теплых морских ветрах, но не в силах справиться с возбуждением, Гноссос описал вокруг пароходных труб не меньше двадцати оборотов. Наконец ему удалось успокоиться, он остановился у леера и некоторое время наблюдал за стаей летучих рыб. Твари выскакивали из воды у самого корпуса и уносились к корме, как плоские камешки-прыгунки. В кильватере поблескивали фосфорецирующие амебы, в воздухе разносилось тропическое благоухание. Время от времени из-под воды появлялись дельфины, выпускали фонтаны пара, изгибались дугами и пропадали.
Гноссос думал о Хеффалампе. Предприимчивый, зараза, щелкнул-таки по носу старую греческую статую. Но сама мысль о миссис Моджо по-прежнему не укладывалась у него в голове. И тут он вспомнил Овуса. Пальцы на каждой мыслимой кнопке, клик-клик — щелканье клавиш дотянется до чего угодно. Раз- клик, подать мне Кавернвилль; два-клик, подать мне голову Панкхерст, три, подать мне…
Стоп.
Словно в комиксе, над головой у него вспыхнул фонарик-прожектор, рисуя в пространстве светящиеся волны. Но когда, упершись одной ногой в перила, Гноссос вдруг распрямился, где-то между глаз взорвалась лампочка. Он резко зажмурился. Узкая вспышка опалила зрачки, а все тело вдруг превратилось в набор корпускул из пластиковой взрывчатки и ТНТ.
Три. Триппер.
Он коснулся этого слова губами.
Он шепотом повторил его новой стае летучих рыб. Твари блеснули плавниками и уплыли.
Он сказал его небу — звезды мигнули в ответ.
Триппер.
Он натянул бейсбольную кепку на уши, сложил руки на животе и попробовал исчезнуть. Прочесть заклинание, смешаться с морской пеной, кто что узнает? Он с трудом повернулся и снова зашагал, на этот раз медленно, с огромной осторожностью, соизмеряя усилия с ощущениями в паху. Кап-кап, кап-кап, и некуда деться от очевидных симптомов. Остановился, пропустив вперед двух кубинцев с усами как у Запаты. Потом пожал плечами и безнадежно выговорил:
— Триппер, да?
—
— Они радостно улыбались.
Прыгай, донеслось с носа зловещее предложение.
Прыгай, на этот раз с кормы. Винтовое рагу.
Прыгай, с левой стороны. Раскрути кофель-нагель, будет легче.
Прыгай, с правого борта, дельфины едят греков.
В следующей инкарнации он родится Овусом, и все выйдет по нулям.
Он набрался храбрости и заглянул в бездну. Он перелез через леер и сжался на узком металлическом выступе, под которым не было ничего, кроме моря. Под сапогами трещала соль, в ушах гудел ветер. Оставалось лишь разогнуть колени, отпустить руки и податься назад.
Так он простоял не меньше часа, медленно остывая и безуспешно пытаясь утихомирить настырную боль. Из танцзала появились Хеффаламп и Аквавитус, обменялись конвертами и рукопожатиями. Они расстались примерно в двадцати ярдах от Гноссоса, и Хефф зашагал в другую сторону. Что за дела, старик, небольшая аудитория никогда не помешает, окликни его.
— Пссст.
Не слышит.
— ПССССССТ!
— А?
— Хефф?
— Кто это?
— Сюда.
— Папс, ты?
— Я, старик.
— Ничего не вижу, ты где?
— В жопе, детка, можешь мне поверить.
Хефф перевел дух и остолбенел.
— Папс, какого черта!
— Верь мне, Хефф, это пиздец. Уииии.
— А ну вылезай. Тебе что, жить надоело? Как ты туда попал?
— Пиздец, старик, кап-кап.
— Какого черта ты здесь болтаешься? — Он подался вперед, чтобы помочь Гноссосу выбраться, но тот рявкнул:
— Не лезь!
Хефф оглядел палубу. Помощи не было.
— В чем дело, старик?
— Не подходи. Кап-кап. Уииии.
— Что случилось, Папс, ты напился?
— Заболел, сечешь?
— О чем ты?
— Сифилис, старик. Проказа, общий парез.
— Перелезай, я ставлю бутылку. Хочешь мартини?
— Я заразился, детка. Триппер, сечешь? Смотри, одна рука осталась.
— Папс, уймись. Что ты делаешь, прекрати ради бога.
— Я подцепил у Овуса триппер. Кап-кап, капает краник. Руку сведет — и все дела. Не шевелись, подойдешь — ныряю.
— Триппер у Овуса, ты смеешься? Как ты мог подцепить триппер у Овуса? Вылезай давай, Джакомо отсыпал мне смеси.
— Долгая история, старик. Уииии.
— Ради Христа, как ты мог заразиться от Овуса?
— Ну, не напрямую. Клянусь, детка, я жутко теку.
— Знаешь что, старик, вылезай, поговорим спокойно. Вон какие чудища плавают.
— И близко не подплывут, у меня проказа. Прощай, детка.
— Ну Папс, хватит выебываться. Даже если триппер, даже если от Овуса — что тут такого? Смотри, какая трава — мексиканская.
— И ведь сам же себе устроил; блять, надо так вляпаться. Через дырку в том «трояне», пиздец.
— Что ты сказал? Я ни черта не слышу на этом проклятом ветру.
Вокруг Хеффа собралась кучка туристов: одни вполголоса давали советы, другие прикручивали к фотоаппаратам вспышки.
— Прощай, старик, скажешь им, что я утоп, как фонарный столб.
К разбухающей толпе присоединились Джек, Джуди Ламперс и Хуан Карлос; они изумленно таращились на Гноссоса, вспышки щелкали, народ втихомолку посмеивался.
— Господи, — воскликнула Ламперс. — Что опять с Гноссосом?
— У него триппер от Овуса.
— Обалдеть. — Джек.
