Селия задернула шторы. Как всегда, затеплила лампадку перед статуэткой Святой Девы Гвадалупской. В покоробленном от времени платье с дешевыми гипсовыми цветами у ног Святая Дева выглядела весьма скромно, но Матт и не хотел, чтобы Она была другой. Он залез под одеяло и, пошарив, отыскал своего старого плюшевого мишку. Он бы скорее умер, чем признался Марии, что до сих пор спит с игрушкой.
12
Существо на кровати
Матт проснулся оттого, что в комнате было жарко и душно. Свеча перед статуэткой Святой Девы догорела, оставив после себя восковой запах, накрепко впитавшийся в занавески. Он распахнул окно и зажмурился от внезапно хлынувшего в комнату солнечного света. Утро было в разгаре. Селия уже ушла на работу.
Матт протер глаза, увидел на полке подарок Марии, и воспоминания о вчерашнем празднике вновь навалились на него во всей своей чудовищной отчетливости. Он знал, что должен помириться с девочкой, но в то же время прекрасно понимал, что та не сможет сразу простить его. Ей нужно время, чтобы остыть, успокоиться… Если пойти к ней прямо сейчас, она захлопнет дверь перед его носом.
Матт оделся и без удовольствия позавтракал обнаруженными в холодильнике остатками вчерашней пиццы. Квартира была пуста, в огороженном садике тоже никого не было, лишь щебетали птицы. Он спустился вниз и полил огород.
Следующий день после дня рождения Эль Патрона всегда проходил в тягостном унынии. Никто, казалось, больше не вспоминал,
Время тянулось мучительно медленно. Матт немножко поупражнялся на гитаре — этот талант он развивал в себе без помощи мистера Ортеги. Учитель музыки не мог возложить руки на гитарный гриф и поэтому не был способен улавливать ошибки. Потом Матт принялся читать книгу, подаренную Тэмом Лином. Телохранитель обожал книги о природе, хоть сам читал невыносимо медленно. У Матта уже была книжка о диких животных, о том, как разбивать лагерь, как читать карты, как выжить одному в пустыне… Тэм Лин хотел, чтобы Матт проштудировал их от корки до корки. Телохранитель регулярно брал мальчика в походы в горы Ахо и упорно тренировал его.
В принципе, Матту не полагалось заниматься ничем опасным для жизни. Ездить верхом ему разрешалось только на Послушных Лошадках, купаться только в присутствии телохранителя, лазать по канату — только если внизу лежала целая гора мягких матрасов. Любой синяк или порез незамедлительно излечивался с величайшей тщательностью.
Но раз в неделю Тэм Лин вывозил Матта на практические занятия. Они уходили из дома якобы для того, чтобы посетить атомную электростанцию Алакранов или опиумный завод — вонючую преисподнюю, полную лязга машин, где не смог бы выжить даже идиойд. Однако на полпути Тэм Лин поворачивал лошадей к горам.
Матт обожал эти походы. Эль Патрона хватил бы инфаркт, узнай он, по каким крутым утесам карабкается его клон и сколько гремучих змей распугал он в расселинах между камнями. Во время этих нечастых вылазок Матт чувствовал себя сильным и по-настоящему свободным.
— Можно войти? — послышался робкий голос. Матт аж подпрыгнул. Погрузившись в сладкие грезы, он не заметил, как дверь в гостиную отворилась.
— Это я… Фелисия, — дрожащим голосом произнесла женщина, как будто не была до конца уверена в том, кто она такая.
«Ну и чудеса», — подумал Матт. Фелисия никогда не проявляла к нему ни малейшего интереса.
— Что вам нужно? — спросил он.
— Я… подумала, что нужно… зайти. — Глаза жены мистера Алакрана были полуприкрыты набрякшими веками, как будто ей очень хотелось спать. Ее окутывал едва ощутимый аромат корицы.
— Зачем? — Матт понимал, что ведет себя грубо, но разве Алакраны когда-нибудь обращались с ним иначе? Кроме того, Фелисия непрестанно раскачивалась взад-вперед, и было в этом раскачивании что-то необъяснимо отталкивающее.
— Можно… сесть?
Матт пододвинул ей кресло — похоже, сама она была не в состоянии сделать это. Хотел было помочь сесть, но она его оттолкнула.
Ну конечно же, он ведь клон! Ему не положено касаться людей. Фелисия рухнула в кресло, и с минуту они пристально смотрели друг на друга.
— Ты хо… хо… хороший музыкант, — произнесла Фелисия, запинаясь, словно признание это стоило ей неимоверного труда.
— Откуда вы знаете? — Матт не припоминал, чтобы когда-нибудь играл в ее присутствии.
— Все… так говорят. Это… весьма неожиданно. У Эль Патрона нет… музыкального дара.
— Он любит послушать, — сказал Матт. Ему не нравилось, когда критикуют Эль Патрона.
— Знаю… Раньше он слушал… меня…
Матту стало неловко. Выходило, что, начав играть на пианино, он лишил Фелисию той невеликой доли внимания, какую она получала от других.
— Когда-то я была… знаменитой пианисткой и… выступала с концертами.
— Я слышал, как вы играете.
— Слышал?! — Глаза Фелисии распахнулись чуть шире. — Ах да! В музыкальной комнате. Я была гораздо лучше… пока со мной… пока у меня…
— Не случился нервный срыв, — сухо закончил за нее Матт. Запинающаяся речь женщины действовала ему на нервы.
— Но я пришла… не поэтому. Я хотела… хотела…
Матт терпеливо ждал.
— …помочь тебе, — закончила Фелисия. Снова наступило молчание. Матт пытался сообразить, в какого рода помощи он, по ее мнению, нуждается. — Ты очень… огорчил Марию… Она всю ночь плакала.
Матт поморщился. Какое Фелисии до этого дело?
— Она хочет… увидеться с тобой.
— Ладно, — сказал Матт.
— Но она… разве ты не понимаешь? Отец не пустит ее… сюда. Ты должен сам…
— Должен
— Пойти к ней, — вскричала Фелисия с таким жаром, какого Матт от нее никак не ожидал. — Пойти сейчас же! — Этот всплеск энергии, казалось, полностью истощил ее силы. Ее голова поникла, глаза закрылись. — У тебя нет чего-нибудь… выпить? — прошептала она.
— Селия не держит алкоголя, — ответил Матт. — Позвать горничную?
— Не надо, — вздохнула Фелисия, собралась с силами и встала. — Мария ждет… тебя… в больнице. Это… очень важно. — С этими словами Фелисия направилась к двери и, как привидение, окутанная слабым ароматом корицы, побрела по коридору.
Больница была далеко не тем местом, куда Матт ходил особенно охотно. Это серое лишенное окон здание располагалось поодаль от других построек усадьбы, посреди песчаного пустыря, поросшего густым сумахом,[19] длинные лозы которого устилали землю ковром необычайно длинных и острых колючек, способных проткнуть даже ботинок.
Матт брел по пустырю. Серая коробка больницы дрожала в знойном мареве. В раскаленном воздухе витали странные, тревожащие душу ароматы. Матта насильно водили сюда дважды в год, чтобы сделать болезненные, унизительные анализы.
