16
Брат мой Волк
— Здесь даже жарче, чем снаружи, — пожаловалась Мария, утирая пот со лба.
— Я найду пустую комнату, и мы там спрячемся, — пообещал Матт. Он показал девочке потайные глазки в стенах. Мария пришла в восторг, но тут же сморщилась от отвращения.
— Неужели ты сидишь тут и
— Нет! — Матт не на шутку обиделся. Ему, конечно, доводилось подслушивать за обедами, куда его не приглашали, но таким образом он просто хотел поквитаться с теми, кто им пренебрегает. А то, о чём говорила Мария, было
— Ну, не я же придумала этот потайной коридор. Интересно, кто его построил? — Шепот Марии оглушал Матта. Ее губы щекотали его щеку, по шее бегали мурашки.
— Эль Патрон, наверное, — Матт пожал плечами.
— Скорее всего. Он такой параноик, вечно шпионит за людьми…
— Может, у него есть на то причины.
— Вот только он больше не может подсматривать в глазки, — хихикнула Мария. — Представь только, как он втискивает сюда свою коляску.
— Не смейся над ним!
— И не думаю. Честное слово! Слушай, может, пойдем в какую-нибудь комнату, пока я совсем не сварилась?
И они отправились на поиски. Матт отверг несколько комнат, потому что в них были люди, как вдруг вспомнил про склад, где стояли компьютеры и другое оборудование. Вся техника была заботливо укрыта пластиковыми пакетами. Там, наверное, хранились вещи, в которых Эль Патрон по тем или иным причинам нуждался, но не желал выставлять на всеобщее обозрение, дабы не испортить впечатление столетней старости, которое неизбежно производил Большой Дом.
Матт помог Марии пробраться сквозь путаницу проводов, и они очутились в полутемной комнате.
— Ух, а здесь прохладно! — воскликнула девочка.
«Прохладно — это еще слабо сказано», — подумал Матт.
В комнате стоял собачий холод. И слегка пахло химикатами. Легкий ветерок шевелил волосы на голове, откуда-то доносилось слабое жужжание.
— Наверное, компьютерам нужен холодный воздух, — предположил он.
— В этом весь Эль Патрон, — сказала Мария. — Мы можем сколько угодно париться на жаре, но компьютерам полагается обслуживание по высшему разряду.
Они ходили на цыпочках, говорили шепотом. Матт заметил, что кое-где под пластиковыми пакетами мерцают разноцветные лампочки. Значит, машины работают. Чем они заняты, для чего их сюда поставили?
— Давай сядем где-нибудь и поговорим, — прошептала Мария. Матт отыскал укромный закуток между двумя огромными чехлами. Может, здесь будет чуть теплее… Сначала они радовались царящей в комнате прохладе, но теперь начали мерзнуть не на шутку.
Они сели рядышком, как не раз сидели до того, как Мария уехала.
— Я решила простить тебя после того, как прочитала «Цветочки святого Франциска»,[29] — начала Мария. — Помнишь, я говорила о волке? Это было чудовище, наводившее ужас на всю округу, но однажды святой Франциск побеседовал с ним. Зверь стал кротким, как ягненок, и с тех пор кушал только овощи.
— Вот не знал, что волки могут переваривать овощи, — удивился Матт, немного знакомый с биологией.
— Дело не в этом! Дело в том, что святой Франциск не говорил волку: «Я накажу тебя за всё, что ты натворил». Он сказал так: «Брат мой Волк, сегодня настал новый день в твоей жизни, и пришла пора перевернуть страницу».
Матт прикусил язык. Ему хотелось сказать, что он не убивал Моховичка и не нуждается ни в каком прощении, но решил не портить Марии настроение.
— Вот я и поняла, что вела себя неправильно и должна тебя простить. В конце концов, волки ведь не знают, что есть овец нехорошо. — Пытаясь согреться, Мария пододвинулась к нему поближе, привалилась плечом. У Матта защемило сердце. Среди голубоватых теней компьютерного зала девочка была чудо как хороша! Как же он по ней соскучился!
— Спасибо, — сказал он.
— Но ты должен пообещать, что будешь вести себя хорошо.
— Ладно, — сказал Матт. Он был готов пообещать всё что угодно.
— Я говорю серьезно, брат мой Волк. Больше никогда не залезай в курятник и не воруй цыплят!
— Хорошо, не буду. Как мне тебя теперь называть? Святой Марией?
— О, нет! — сказала Мария. — Я не святая. У меня целая куча грехов.
— Да ну? — удивился Матт.
Тогда Мария поведала ему, каких трудов стоит ей не терять терпение с Эмилией, как она списала у кого-то домашнюю работу и как ела мороженое в постный день.[30] Матт никогда не задумывался о том, хорошо он себя ведет или плохо, и вообще считал размышления о грехах пустой тратой времени.
— Ты крещеная? — спросил он.
— Да. Меня крестили, когда я была совсем маленькая.
— Это хорошо?
— Да, конечно. Без этого не попадешь на небеса.
Матт мало что знал о небесах. В его любимых передачах по телевизору ад упоминался гораздо чаще.
— А почему священник назвал меня некрещеным отродьем сатаны? Что это значит? — спросил он.
Мария придвинулась еще ближе и вздохнула.
— Ох, Матт. Даже не знаю, что сказать… Я уверена, святой Франциск согласился бы с ним. Ты не плохой, просто…
— Просто
— У тебя нет души, поэтому тебя нельзя крестить. Таковы все животные. По-моему, это нечестно, и иногда я в это не верю. В конце концов, представляешь, какая скука была бы на небесах, если бы там не было ни птиц, ни собак, ни лошадок… А цветы и деревья? У них ведь тоже нету души. Но не может же небо быть похожим на бетонированную автостоянку. Наверно, монахини назвали бы это теологической проблемой…[31]
— Значит, животные, когда умирают, попадают в ад? — спросил Матт.
— Да нет же! Конечно, нет!
Матт с удивлением заметил, что девочка плачет. Она часто плакала, он это помнил. Он обнял ее и поцеловал в залитые слезами щеки.
— Вот и хорошо, — прошептал он. — Если бы у меня была душа, я бы, наверное, попал в ад…
Они долго сидели молча. В комнате было так холодно, что оба дрожали.
— Мне очень нравится с тобой, — наконец сказала Мария. — У меня в классе больше ни с кем нельзя вот так запросто поговорить.
— Ты сможешь приехать ко мне еще разок? — спросил Матт.
— Папа говорит, мне надо держаться от тебя подальше. Он считает… О боже! Сюда кто-то идет.