самая дорогая свеча в мире. Она сделана из плоти моего предшественника, смешанной с воском божественных пчел. Эти пчелы освящены моей матерью. Их всего двадцать одна. Это самые прекрасные пчелы на планете, а может, и во всей Вселенной. За ними ухаживают жрицы храма на острове Ванбербо. Каждые семь лет накануне Ночи изготавливается свеча из праха Иесса, умершего 763 года назад, с добавками священного воска. Она вставляется в этот канделябр и зажигается. А я сижу и жду, пока миллионы Спящих ворочаются, стонут в наркотическом сне, а рожденные ими кошмары бродят по улицам и убивают. Когда свеча слегка обгорает и оплавливается, я нюхаю дым и затем, в соответствии с древним ритуалом, съедаю ее. Таким образом я вкушаю божественное, соединяюсь с Богом, возрождаю его начала в себе. Когда-нибудь, возможно, этой ночью, я умру. Мою плоть и кости растворят, смешают с воском и сделают свечу. И я сгорю, как жертва моей матери. Дым свечи выйдет из храма и распространится в ночи. Я буду не только сожжен, но и съеден богом, который придет после меня. Но только если это будет Иесс. Алгули не ест Иесса, и наоборот. Зло жаждет зла, а добро – добра.
Кэрмоди усмехнулся:
– Неужели ты веришь во все это?
– Я это знаю.
– Примитивная религия. И ты, цивилизованное существо, вкручиваешь мозги своим поклонникам, тупым, ограниченным идиотам?
– Ты не прав. Если бы я был на Земле, то твои обвинения были бы справедливы. Но ты прошел через Ночь – дурное предзнаменование для меня – и должен знать, что здесь возможно все.
– Я уверен только в одном, что все происходящее здесь можно объяснить физическими законами, пока нам еще не известными. Но это меня уже не касается. Я скажу тебе одно: готовься к смерти…
Иесс улыбнулся.
– Каждого ждет смерть.
– Я имею в виду, что ты умрешь сейчас! – рявкнул Кэрмоди.
– Я живу уже 763 года. Я устал, а уставший бог не нужен людям. Да и Матери не нужен уставший сын. Я умру, умру этой ночью, вне зависимости от того, кто победит – добро или зло. Я готов. Если ты не оружие моей смерти, то будет другое.
Кэрмоди закричал:
– Я ничье оружие! Я делаю то, что хочу, привожу в действие только свои планы! Только свои!
Иесс снова рассмеялся:
– Слышу, слышу. Не так уж ты силен, коли приводишь себя в бешенство, чтобы убить.
В ответ Кэрмоди нажал спусковой крючок. Пули ударили в тело Бога. Кровь брызнула фонтаном, плоть разлетелась во все стороны, голова раскололась на части. Руки взметнулись вверх в последнем бессильном жесте, а затем упали, ноги дергались в конвульсиях… Затем кресло вместе с его владельцем рухнуло на пол.
Кэрмоди стрелял до тех пор, пока обойма не опустела. Он подсветил фонариком и перезарядил оружие.
Сердце его бешено стучало, руки подрагивали.
Это был пик его карьеры, его шедевр. Ему приятно было думать о себе как о художнике, великом художнике преступления. Может быть, величайшем. Теперь уже никто не будет сомневаться в его славе, никто не смеет обойти его. Кому еще так повезет? Убить бога!
Но через мгновение ему стало грустно. Что делать теперь, когда он достиг вершины? Он стал размышлять. В громадной Вселенной явно есть что-либо потрудней, и оно ждет его. Нужно выбраться из этой каши и искать новое дело, более сложное, опасное и… почетное.
До полного успеха пока было далеко, надо было еще выбраться отсюда. Истинный шедевр только тогда шедевр, когда он проработан и завершен до мелочей. Нельзя допускать, чтобы его схватили.
Кэрмоди достал плоский контейнер, вскрыл его и полил тело Иесса бесцветной жидкостью. Отошел подальше и поджег одежду бога. Тело вспыхнуло, дым и запах горелого мяса растекся по залу.
Кэрмоди рассмеялся. Туземцы теперь никогда не смогут сделать свечу из своего божества. Теперь он будет окисляться до тех пор, пока не обратится в пепел, современная химия – вещь надежная.
Но осталась еще полусъеденная свеча, которую Иесс выронил, когда первые пули настигли его.
Джон поднял ее. Сначала у него появилось желание бросить свечу в огонь, но подумав, Кэрмоди ухмыльнулся и откусил кончик. Свеча имела горьковатый привкус, но была вполне съедобной. Он улыбнулся при мысли о том, что съедение этой свечи – тоже уникальное событие. Убийство богов в этих стенах – дело обычное, но вот свечу, кроме сыновей Бунт, еще никто не ел. Божественное, однако, занятие.
Но даже поедая столь необычную пищу, Джон не забывал о поисках выхода. В нише за основанием статуи богини он увидел узкий проход. Если он пролезет в него, то наверняка найти выход из замка у него будет шансов побольше.
Но подойдя к проходу, он понял, что теперь придется платить за невоздержанность в еде. Живот у него явно великоват для такой щелочки. Джон попытался протиснуться боком, но ощутил себя пробкой в узком горлышке бутылки. Он дергался, думая, как же сюда пролезают другие. Затем до него дошло, что и худой здесь может застрять. А значит, это вовсе и не дверь. Зачем же эта щель? Ловушка!
Он с трудом вырвал свое тело из объятий холодного камня и отскочил в сторону. Щель сразу же стала уже. Он не верил своим глазам – она стремительно смыкалась. Значит, точно ловушка. Как же выбраться отсюда?
Где-то позади раздались голоса. Женские и мужские. Он резко обернулся и увидел, что дверь, через которую он вошел, теперь распахнута. Через нее входили люди. Первые из вошедших с ужасом смотрели на охваченное пламенем тело своего бога.
Кэрмоди издал дикий вопль и бросился к двери сквозь дым. Его пытались остановить, но он открыл стрельбу. Кэриены бросились врассыпную. Кэрмоди бежал за ними. Кашель разрывал его грудь, глаза жгло,
