будто и не было вчерашнего случая.
– Идите сюда и отдохните с нами, мисс Монтроуз. Выпейте скотч. Это поможет вам расслабиться. Вы работаете слишком много.
– Да, присоединяйтесь к нам, мисс Монтроуз, – позвала Изабель. Лицо ее раскраснелось, и она выглядела опьяневшей. Они сидели слишком близко на диване и поспешно отодвинулись друг от друга, когда увидели меня. При этом вид у них стал виноватый. Я вспомнила, что они кузены, но ведь и Марта вышла за кузена! Родственные связи, кажется, не смущали Уорбартонов.
– Простите, но я еще не закончила дела на сегодня, – отозвалась я, – возможно, позже.
Постучав, я вошла в библиотеку, думая о том, какой всплеск интереса вызвала у этой парочки – ведь они знали, что в библиотеке находится Дэвид.
Он поднял глаза от огромного письменного стола, где перед ним лежала старинная книга с пергаментными страницами. Его густые черные волосы немного растрепались, словно он ерошил их пальцами во время чтения.
– Вот и вы, – сказал он приветливо.
– Ваша мама получила необходимые процедуры, и Робин спит, кажется. Это означает, что мой рабочий день закончен, если только я не понадоблюсь им ночью.
– Моя мать не станет вас беспокоить. У нее слишком независимый характер. Робин говорила, что вы позволили ей звать вас ночью, если ей что-то понадобится или она испугается.
– Брайен провел звонок из ее комнаты в мою. Ей стоит только нажать кнопку, и он зазвенит.
Дэвид улыбнулся:
– Как в госпитале?
– Да.
– А не будет это слишком большим искушением для маленькой девочки? Позвонить просто так, чтобы вы пришли.
Я пожала плечами:
– Возможно. Но если она проснется ночью, на это должна быть причина.
Он кивнул, изучая меня пытливым взглядом:
– Да, вы правы. – Он показал на стул рядом с собой. – Не присядете? Могу предложить вам выпить? Как насчет хайбола?[2]
Я покачала головой и села, чувствуя смущение, потому что в его глазах читалось откровенное восхищение, искреннее и обезоруживающее.
– Вы не пьете совсем, мисс Монтроуз? – удивился он.
– В каких-то случаях. Но никогда на работе, естественно.
– Вы сейчас не на дежурстве. – Он слегка нахмурился.
Я пожала плечами:
– Вы послали за мной. Что вы хотели мне сказать, мистер Уорбартон?
– Я хотел просто кое-что объяснить по поводу Робин. Но это не означает, что вы сейчас на работе. – Он снова улыбнулся. – Давайте я налью вам выпить. Прошу вас!
– Что ж...
Он вскочил и прошел к маленькому шкафчику. Зазвенели кусочки льда, и вскоре он вернулся с двумя высокими стаканами. Напиток был прохладный и освежающий.
– Вы уже слышали, как моя жена... как мать Робин умерла? – Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на меня.
– Да. Мистер Принс упомянул об этом. Боб Дженсен рассказал побольше. Это, наверное, была... такая трагедия для вас обоих. – Я сделала еще маленький глоток, чувствуя, как тепло разливается внутри, и начала успокаиваться. Кажется, выпить мне не мешало. Но надо установить для себя правила по поводу таких возлияний в библиотеке вдвоем с Дэвидом Уорбартоном. В госпитале все было проще. Вы работаете в определенные часы. То есть либо вы на дежурстве, либо свободны. Но в частном доме мне надо установить для себя новые правила поведения.
– Это было ужасно для нас, – заговорил он мрачно, – особенно для Робин. Сказал вам доктор Честер, что Робин не помнит о смерти матери, как не помнит ее вообще?
– Нет! – Я была поражена.
– У Робин был шок физический и нервный после того, как мы нашли... тело Линды. Робин всегда была хрупкой. Ревматическая лихорадка – она и сейчас ею болеет. Но после того, что случилось, Честер послал ее к психиатру. Ребенка восьми лет!
Я сочувственно кивнула:
– Эмоциональный шок?
– Да. Тот назвал это травматическим психозом, последствием эмоционального шока. Она оставалась парализованной несколько месяцев. Но постепенно начала поддаваться лечению, вернулся нормальный контроль над двигательными мышцами. Лечение ее ослабило, конечно, и, когда она вернулась домой в 'Воронье Гнездо', возобновилась и ревматическая лихорадка, с осложнениями, в более опасной форме, чем прежде.
– И Робин навсегда закрыла в своем сознании тот кусок памяти, что связан со смертью матери и... тем, что она увидела на берегу?
