– Истинный Бог, уверен!
– Эти негодяи могут начать стрельбу и без всякого повода, – заметил Блэк.
Мастерсон поднялся с утомлённым видом, подошёл к конторке и пристегнул к поясу два револьвера.
– Я пойду посмотрю, что там делается,-сказал он Эрпу. – Вы же поезжайте в форт и переговорите там. В Додже всегда найдутся головорезы, готовые отправиться в погоню за индейцами, и уж лучше, если с ними будет одна или две роты.
Телеграфист, всё ещё потирая зашибленную скулу, сидел в редакции газеты и слушал, как редактор диктует передовую статью прямо наборщику. Помимо своей работы в телеграфной компании Уэстерн Юньон, Стенли Гарбург был канзасским корреспондентом «Нью-Йорк тайме». Он не числился штатным сотрудником, но когда ему попадался какой-нибудь интересный материал, он посылал его в газету в надежде, что там его используют. Если события того стоили, обработку поручали опытному журналисту. Стенли берег, как сокровище, те номера, в которых печатались его краткие заметки.
Разглядывая теперь похожие на две платяные щётки бакенбарды редактора Аткинса, он раздумывал о назревающих событиях, о сенсационной истории, о которой он напишет, об этом великом шансе на успех и вместе с тем надеялся, что его предположения не осуществятся. Он вспоминал точки и тире, принесшие ему извещение о побеге индейцев, об атаках и контратаках, о постепенной концентрации войск со всех концов штата, о сети, которая плелась и в которой, видимо, не окажется уже ни одной спущенной петли. Он мало знал об индейцах, так как каждый живущий в прериях утверждал, что его рассказы о краснокожих самые достоверные; однако он знал, что индейские войны-дело прошлое, что индейская проблема разрешена раз и навсегда. Но теперь было что-то иное…
Он услышал, как Аткинс продиктовал:
– До каких же пор свободные американцы будут жить под тенью этого смертельного страха? До каких же пор эта индейская угроза будет держать их дома, их очаги, их близких в долине мрака? Мы заявляем: хватит! Мы заявляем, что не будут больше наши близкие гибнуть в жадно разверстой пасти варварства! Мы обращаемся к свободным людям: подымайтесь и уничтожьте краснокожих! Мы говорим: граждане Додж- Сити, защищайте ваши очаги, подымайте оружие за дело мира и свободы! Ударьте по ним с такой силой, чтобы они поняли: это гнев Господень обрушился на них! Дайте им такой урок, который на веки вечные отучит их переступать границы своих резерваций…
Гарбург слушал, усмехаясь. Он слышал, как те же призывы, заклинания и проклятия произносились по поводу охотников за бизонами, бандитов, скотокрадов, торговцев виски, техасцев.
Аткинс никогда не менял текста своих передовиц, а если бы менял, то порядочные люди в Додже, может быть, всё-таки читали бы их. Но при данном положении дела никто их не читал, за исключением тех случаев, когда эти статьи перепечатывались газетами восточных штатов, стремившимися показать воинственный пыл пограничной прессы.
Кончив диктовать, Аткинс подошёл к телеграфисту, ухмыляясь и посасывая свою старую трубку.
– Задал я им перцу, а? – сказал он.
– Разве вы так ненавидите индейцев?
– Ненавижу? Да я никогда не знал ни одного, никогда не говорил ни с кем из них, кроме метиса Микки. Но они, как и бандиты, мешают прогрессу, а прогресс не может останавливаться.
– Всё же я не печатал бы этого, – сказал Гарбург.
– Почему?
– И так достаточно шума. Зачем же ещё добавлять? Индейцы не подошли к Доджу, и нет никаких доказательств, что они грабили или творили безобразия. У них, вероятно, одно-единственное желание – уйти к себе на родину, на север.
– А нам надо убираться с земли, за которую мы сражались? Сказать им: идите сюда, идите с миром?
– А почему бы и нет!
– Эх!… – Редактор сплюнул. – Уходите! Дыхание трусости жжёт нестерпимо. Убирайтесь отсюда!
Отряд из форта Додж выехал с наступлением темноты и, следуя точно на юг, направился в сторону Уитмена, вместо того чтобы двигаться на юго-восток, к Ридеру и Реке Целительной Палатки. Седберг решил, что отряд из форта Рино или уже перехватил Шайенов, или совершенно утерял их.
Тот факт, что индейцы могли уйти от кавалерии, уже настигшей их, ему и в голову не пришёл. А если бы Мэррей вступил с ними в соприкосновение, то сведения об этом уже были бы получены в Додже. Таким образом, вероятнее -всего, что отряд из Рино окончательно потерял след индейцев. Если отряд продолжит свой марш на север от Сан-Сити, он будет прикрывать восточный фланг, так же как и воинские части, патрулирующие железную дорогу на открытых платформах. Тем не менее инстинкт мог заставить Шайенов уклониться к западу, подсказать им, что в наименее населенной части штата скрыться легче всего. Больше никаких данных у Седберга не было. И он ночью повел наугад в южном направлении свою посаженную на мулов пехоту.
Множество слухов о нападениях индейцев просочилось за этот день в Додж-Сити из всех частей Канзаса, но Седберг не мог опираться на них, так как они были слишком недостоверны и противоречивы. Имело смысл идти только на юг, и он пошёл на юг, намереваясь описать широкую дугу к востоку и на следующий день найти след Мэррея.
В качестве следопыта он захватил с собой старика Пита Джемисона, метиса из племени Воронов, знавшего юго-западный Канзас как свои пять пальцев. Существенную помощь оказывали также яркий свет луны и белое сияние звезд, которое наблюдается только над высокими горными кряжами, пустыней и беспредельными прериями.
Солдаты ехали тесными рядами, почти безмолвно. С непривычки им было не очень удобно верхом на мулах, но всё же они двигались быстро. Они не чувствовали усталости, так как им был дан двухчасовой отдых после ужина; всё же перспектива трястись всю ночь рысью была не из приятных.
Рядовой Вэнест ехал почти в голове колонны, в двух шагах позади капитана Седберга. Он уже чувствовал себя раскисшим и измотанным. Даже теперь ему было трудно примириться с мыслью, что удовольствия, которые он получил в Додж-Сити, были так мгновенны, что они остались позади,а он возвращается или к индейцам, или к ненавистному сушёно-красному однообразию и скуке форта Рино.
Он слышал, как Седберг о чём-то говорит со следопытом, и ему были ненавистны они оба, ненавистно всё, что было связано с этой бесконечной, плоской, унылой равниной. Он мечтал о том, чтобы, если они действительно найдут индейцев, Седберг погиб, умер в таких же страданиях, какие испытывает сейчас он, Вэнест. Его раздражал глухой голос следопыта и певучий индейский акцент, с каким он говорил Седбергу:
– Эти Шайены, клянусь Богом, все до одного скверные люди. Они дерутся, как черти, как дикие кошки. Я думаю, если мы найдем их, надо идти осторожно-осторожно, как мышь в темноте, когда она чует кошку.
– Твоё дело найти их. Только и всего. Найди их и предоставь уж мне самому решать, что делать с ними дальше, – сказал Седберг.
– Верно, верно. Только я думаю, господин капитан, надо очень осторожно…
Они ехали, ехали бесконечно долго. Трава вокруг них была высокая, тёмная, мокрая. Лаяли койоты, заслышав топот мулов. Один раз солдаты наткнулись на стадо перепуганных бизонов. Кавалеристы проезжали мимо проволочных изгородей, уже разделивших прерии на участки, и временами перед ними вставали чёрные пятна амбаров и домов с закрытыми ставнями. Иногда во мраке слышались ржанье лошадей, топот испуганного скота, поднявшись на холм, они видели внизу печальный отблеск потухающего костра и неподвижные фигуры уснувших ковбоев, лежавших вокруг него, точно спицы колеса. Но ни отряд, ни патрули, растянувшиеся на пятьсот ярдов по обеим сторонам отряда, нигде не обнаружили каких бы то
