должен простить меня, Томас, мне трудно говорить, но, как я уже сказал, мне многое открылось. Ты ревностно служишь Господу — и моя судьба тому свидетельство. Я знаю, как ты служишь Ему. Мне это досконально известно.
— Я умолял тебя исповедаться, Альваро. Я и сейчас прошу тебя: признай свой грех — дай мне сойти с креста.
— Нет! — яростно вскричал Альваро.
— Тебе неведомы ни раскаяние, ни жалость.
— К кому — к тебе, Томас? Жалость к тебе? О чем ты просишь — пожалеть тебя? Может, мне еще помолиться о спасении твоей души? Ты этого хочешь?
— Господи, помоги мне! Неужели ты думаешь, что я не люблю тебя?
— Любишь? Нет, Томас, ты давно разучился любить, и теперь нет такого существа на земле, которое ты любил бы.
— Я не хочу, чтобы ты умер без прощения и надежды! Прошу тебя, Альваро, открой душу, — взмолился Торквемада.
Альваро горько улыбнулся:
— Итак, ты умоляешь меня, Томас.
Тяжело вздохнув, Торквемада кивнул:
— Будь по-твоему, Альваро.
Он снова вздохнул и пошел было к двери, но тут Альваро окликнул его:
— Томас!
Торквемада медленно повернулся к Альваро, и тот с удивлением увидел, что лицо приора осветилось надеждой.
— Когда мне предстоит умереть? — спросил Альваро.
— Скоро, и да смилостивится над тобой Господь!
— А в тебе есть милосердие, Томас?
— Я не могу ничего ни изменить, ни остановить, Альваро. И ты это знаешь. Не думай, что все зависит от меня. Тут я бессилен.
— Есть в тебе милосердие или нет? — повторил Альваро.
— Чего ты хочешь?
— Ты знаешь.
— Возможно.
— Разреши мне повидаться с раввином Мендосой.
— Хочешь, чтобы мы оба погубили свои души? Так, Альваро?
— Дай мне повидаться с ним, — тихо произнес Альваро. — Если ты дорожишь бессмертием своей души, Торквемада, дай мне с ним повидаться.
11
В те времена в Сеговии была площадь под названием Пласа де Фе, и это означало, что там вершилось аутодафе. Аутодафе — это акт веры, требующий сжечь еретика живьем. Но и в те времена жители Сеговии не знали, кто совершает акт веры: тот, кого сжигают, или тот, кто сжигает. Во всяком случае, эта площадь на краю города вызывала смешанные чувства у тех, кто проходил мимо; бывали дни, когда после аутодафе в воздухе стоял такой невыносимый запах горелого мяса, что только люди с крепкими желудками могли приблизиться к площади.
Однако в тот вечер, когда Торквемада, проходя мимо этого места, остановился там отдохнуть, воздух был свеж и чист. Уже одиннадцать дней здесь не полыхал костер. Каменная платформа, которую называли пьедесталом веры, была тщательно подметена, а под возвышавшимся над ней массивным, почерневшим от огня столбом не лежала, как обычно, зловещая вязанка дров. На пьедестале сейчас стоял монах с пергаментным свитком в руках. За его спиной солдат инквизиции держал факел, чтобы монах мог читать. Вокруг платформы толпились человек тридцать-сорок. Как отметил про себя Торквемада, преобладали нищие, мусорщики, проститутки и карманники, между ними бегали, кричали, резвились оборванные, полуголые дети.
Монах приступил к чтению, Торквемада остановился послушать. Он стоял с краю толпы, наполовину укрывшись в тени.
— Вот они, приметы дьявола, — читал монах. Зычным, твердым голосом он чеканил слова: — Раскройте ваши глаза, дабы не поддаться греху, и тогда вы распознаете того христианина, который остается евреем в сердце своем, евреем втайне, в ночи. Узнаете вы его так. Внемлите. Прежде всего, он чтит субботу. Если в субботу на нем свежая рубашка или праздничная одежда, если он накрывает стол чистой скатертью, не разводит огонь в печи и отдыхает — знайте, это он, и, если Бог живет в вашем сердце, вы разоблачите его и призовете на его голову огненную кару…
На последних словах голос монаха поднялся до крика. Толпа подхватила крик, улюлюкала, свистела, хлопала в ладоши.
— Хвала Господу! — выкрикнул кто-то. Крик снова подхватили. Дети, приложив ладони трубочкой ко рту, радостно вопили.
Монах дал свиток солдату и воздел руки, призывая к молчанию. Когда толпа угомонилась, монах продолжил чтение:
— И вот как вы узнаете его: он ест мясо в пост, не ест мяса и не пьет в их Судный день, празднует еврейскую Пасху… — Здесь монах добавил от себя: — Вот когда вы можете обнаружить еретика. Легче всего это сделать на еврейскую Пасху. В этот день присматривайтесь к нему, следите за ним. Искушайте его, предлагайте ему хлеб и смотрите, дотронется ли он до него, положит ли в рот. Вложите хлеб ему в руки силой, чтобы увидеть, не бросит ли он его на землю, как мы, обжегшись, бросаем горящий уголек. Так вы хитростью заманите его в ловушку, а на ваши бессмертные души снизойдет благодать…
Торквемада поспешил уйти. Его била дрожь, охватило уныние, которое ему никак не удавалось побороть. Он проходил одну за другой улицы Сеговии — искал место, которое, как ему казалось, помнил, но, отчаявшись найти его, подозвал мальчика. Мальчишка хотел было убежать, но, услышав голос Торквемады, остановился так резко, словно на него набросили лассо.
— А ну, подойди сюда, мальчик!
Юнец явно колебался. Затем все же медленно приблизился к мрачному, возвышавшемуся над ним приору и молча остановился перед ним.
— Скажи, мальчик, где здесь дом раввина Мендосы? — спросил Торквемада.
Мальчишка молча покачал головой.
— Ты знаешь, кто я?
Юнец все так же молча кивнул.
— Тогда делай, что тебе говорят, — веди меня к его дому.
Мальчик покорно двинулся впереди Торквемады. Приор пошел следом, и вскоре они подошли к двери в стене; мальчик указал на нее и тут же убежал. Торквемада постучал и принялся ждать, когда ему откроют. Прошло довольно много времени, и приор уже стал сомневаться, не привел ли его мальчишка к пустующему дому, но тут дверь медленно отворилась. На пороге стояла женщина средних лет — тщедушная, невзрачная, она разглядывала Торквемаду невозмутимо и неприветливо.
— Кто вы? — спросила женщина.
— Я приор Томас де Торквемада.
— Это имя мне известно, — сказала женщина, сдержанно кивнув. — Что вам здесь нужно, приор?
— Я хотел бы поговорить с раввином.
— Мы евреи, приор. Не мараны,[3] не новообращенцы, не вероотступники или еретики. Всего лишь евреи. У нас с вами нет никаких дел. Мы не подлежим вашей инквизиции.
— Ты что, будешь наставлять меня законам церкви? — вскипел Торквемада, но, справившись с собой,
