Собаки внизу взволновались: значит, Аддисон вернулась из студии. Рима сложила прочитанные письма обратно в коробку, непрочитанные оставила на постели, вымыла руки и спустилась вниз — брать свое первое интервью.
Туман стелился, как ковер, вокруг птичьей купальни образовалась лужа воды. Солнечные лучи, проходя через окно — то, что у фигового дерева, — падали на деревянный стол и на Римины руки. Рима чистила апельсин. Ничего нет лучше апельсина под лучами солнца. Аддисон соорудила себе сэндвич из остатков мяса и макала его в остатки супа. Волосы ее были растрепаны так, словно она все утро зарывалась в них руками, тщетно пытаясь отыскать
— Мне кажется, мы все сошли с ума, — сказала она. — Это какой-то общенациональный психоз.
Подразумевалось некое политическое событие. Рима не стала возражать, но не стала и подыгрывать.
— Скажите, а домик для «Ледяного города» — он в студии? — спросила она, не упоминая об отце, потому что именно об отце ей хотелось разузнать.
Эту тактику рекомендовал Максвелл Лейн. Двигайся к цели окольными путями, говорил он.
— Нет, он погиб при землетрясении, вместе с «Оставленной шляпой» и «Нашими последними тремя днями». Раздавлены книжным шкафом.
— Мне просто интересно знать, какое именно убийство там воспроизводилось. Помните самое первое — убийство свистящего человека?
Аддисон поглядела вверх. Сэндвич свалился на тарелку. Тр-тр-тр. Тр-тр-тр, — бил Стэнфорд хвостом о ножку стола.
— Вы основывались на реальном убийстве? — продолжила Рима, которой не нужны были подсказки Скорч, чтобы понять: ответа она не дождется; ей довелось прочитать немало интервью А. Б. Эрли.
Но Максвелл советовал задавать именно такие вопросы, на которые ты не ждешь ответа. Выводи из равновесия, говорил он.
— Может быть. Не исключено. Уже не помню. А почему ты спрашиваешь?
— Констанс Веллингтон. Кое-что в одном из ее писем навело меня на мысль, что похожее самоубийство случилось когда-то в Холи-Сити. Она могла рассказать вам. Рассказать Максвеллу. Но в Сети я ничего не нашла.
— Это письмо она отправила до или после того, как прочла «Ледяной город»?
— После. Но до того тоже могло быть что-то. Я еще не все ее письма просмотрела.
Аддисон откусила от сэндвича, прожевала, проглотила. Стэнфорд закрутил хвостом еще быстрее и заскулил — тихо, словно понимая всю бесполезность и безнадежность этого, но не умея остановиться.
— Констанс была странной птицей, — произнесла наконец Аддисон. — То есть, конечно, в Холи-Сити все были странными. А большинство из них к тому же еще и туповатыми. Но не Констанс. Тогда она была очень проницательной. Но все-таки ей плохо удавалось отделять факты от вымысла. Вряд ли можно полагаться на нее. Или на меня. — Аддисон постучала пальцем по лбу. — Второй закон термодинамики. Сегодня роль энтропии продемонстрирует мой собственный мозг. Гляди-ка! — Она внезапно вытянула руку над столом, показывая в окно. — Колибри!
Рима обернулась. Ветер шевелил листья смоковницы.
— Уже улетела, — вздохнула Аддисон. — Иногда мне удается восстановить что-нибудь. Вытащить на свет божий из-под напластований дерьма. Я скажу тебе, если у меня получится.
Она откусила еще кусок. Стэнфорд заскулил громче. Рима пинком предложила ему заткнуться. Стараясь не скулить, он весь задрожал от напряжения и в итоге заскулил опять.
Рима закончила чистить апельсин, разделила его на дольки и разложила их веером на тарелке. Максвелл Лейн рекомендовал, чтобы руки были заняты и вы казались из-за этого слегка рассеянными. Кроме того, утверждал он, люди говорят совсем по-разному, если смотреть на них и если не смотреть. Иногда требуется одно, иногда — другое.
Не прерывай молчания. Не будь именно тем, кто чувствует себя неловко, если повисла тишина. Сделай так, чтобы подозреваемый болтал о пустяках. Ты многое поймешь, когда узнаешь, почему одно событие повлекло за собой другое.
— У Райкера был сын, — сказала Аддисон, — от одной из первых жен. Билл Райкер. В войну он служил во флоте. С отцом они были не особенно близки. Как-то раз он объявился в одном из баров Сан- Хосе. Все кости переломаны, нос тоже. Полиция нашла его по кровавому следу. Билл сказал, что это сделали люди его отца, — тот будто бы пытался вернуть сына в Холи-Сити. Однако он не станет опознавать никого из нападавших. Если бы стал, сказал он, его бы убили… Если выяснится про какое-нибудь самоубийство в Холи-Сити, это меня ничуть не удивит. За ними еще и не такое числится. В двадцатых годах Райкера обвиняли в том, что он убил свою жену и уничтожил тело при помощи негашеной извести. Но это оказалось неправдой. Бывшие жены настолько не заботили его, что он даже не разводился с ними. А уж убивать…
Снаружи скрипнули ворота. Собаки устремились к кухонной двери, Беркли перепрыгнула через Стэнфорда, чтобы успеть первой. Рима поглядела в окно и за желтой листвой увидела Тильду с экологическими пакетами, полными съестного.
Аддисон направилась к плите поставить чайник.
— Билл Райкер в пятидесятых годах судился за землю, — сказала она. — Утверждал, что его отец совершенно некомпетентен и просто все потеряет. Так оно и вышло, но Билл все равно проиграл дело. Потом его будто бы видели в Сиэтле. Одно время я хотела с ним встретиться.
— С кем? — спросила Рима. — С отцом или с сыном?
— С сыном. С отцом я встречалась. «Верные сердца» — помнишь?
Максвеллу удалось бы незаметно для Аддисон взглянуть на ее лицо, но Рима не сумела вовремя совершить этот сложный и искусный маневр. Теперь ей была видна только спина Аддисон.
— Иногда я думаю про него. — Вспыхнуло пламя конфорки.
— Это вам было нужно для книги? — спросила Рима.
— Все, что делает писатель, нужно ему для книги. Каждый вздох.
Вошла Тильда и принялась отряхивать грязь с обуви.
— Боже, что за чудесный день! Я хотела прогуляться, но слишком грязно.
— Не очень-то приятными они были людьми, — сказала Аддисон. — Даже Констанс. Я так считаю.
— Кто? — поинтересовалась Тильда.
— Банда, не умевшая стрелять.[56] Люди из Холи-Сити.
Рима встала, чтобы помочь с покупками. Она стала вытаскивать продукты из пакета: мандарины, зеленые оливки, ирландские овсяные хлопья, крекеры в виде рыбок — все ее любимое. С самого приезда Рима ела плохо. Она думала, что голодна, пока перед ней не ставили тарелку, — и оказывалось, что есть не хочется. Выходит, Тильда, ничего не спрашивая, догадалась, как ее кормить.
Рима была ужасно тронута. И она почувствовала что-то еще — настолько забытое, что не сразу вспомнила, как это называется. Материнская забота.
Максвелл никогда не делал заметок в ходе интервью, поскольку не желал, чтобы оно имело вид интервью. Но после беседы старался все записать как можно скорее.
Вот что гласили записи, сделанные Римой:
«Вопрос ведет к Биллу Райкеру (сыну) и песне группы
