Ни о чем другом мы никогда не говорили. Кроме того, он жуткий бабник.
– Между Еленой и другими членами труппы действительно нет никаких разногласий?
– Я о них не слышала. Она ругается только с рабочими сцены – из-за несчастных случаев. Хочу сказать, мы все допускаем – не зря говорят о том, что с мисс Капистранией приключилось что-то подобное. Все ждут, кто будет следующим, но продолжают работать. Просто немыслимо, как пресса умудрилась все исказить. Читали заметку Гилберта Райли в утреннем выпуске «Ивнинг стэндард»? Он полагает, что на нас пало давнее театральное проклятие. А потом еще эти фотографии. – Элспет ссылалась на то обстоятельство, что несколькими днями раньше во время репетиции кому-то удалось сделать несколько фотографий полураздетых хористок. – А где сегодня мистер Мэй? Он кажется таким милым.
Он ей нравится, моментально подумал Брайант. Ну а почему бы и нет? Подобным образом он действует на всех женщин. Видимо, это было что-то вроде химической реакции, научно не обоснованной и легко объяснимой. Одним мужчинам это удается, а другим не под силу.
– Он заканчивает допрос, – ответил Брайант, отодвинув от себя тарелку и взяв счет. – Я должен представить начальству отчет к завтрашнему дню. Обычно это занимает больше времени, но война все ускоряет.
– Последние четырнадцать месяцев пролетели моментально, – согласилась Элспет. – Так много всяких ужасов и перемен. Я только что отпраздновала свой тридцать второй день рождения. Не слишком приятный возраст для одинокой женщины. – Она рассеянно коснулась рукой щеки. Под тусклыми лучами света, проникающими в окна ресторана, она вдруг заметно помолодела, словно всю жизнь провела в стенах театра и ее не коснулись разрушительные стихии внешнего мира. Брайант внезапно ощутил прилив желания. – Разве это не забавно – столько лет работать в храме, воздвигнутом мужчиной, жестоко подшучивавшим над незамужними женщинами?
– А, вы имеете в виду Гилберта. Да, он был довольно суров к дамам. Но Салливан его уравновешивал. Он обожал женщин. Вот уж было любопытное содружество.
– Полагаю, вы усматриваете сходство с вашим партнером, – беспечно заметила Элспет.
Брайант сделал вид, будто эта мысль его возмутила.
– Бессердечный скряга и лаконичный ловелас, вы это имеете в виду?
У Элспет озорно заблестели глаза.
– О, я и представить себе не могла, что вы такой скупердяй. Вы были в кого-то влюблены. Поверьте мне, все симптомы налицо.
– Поверьте, одного раза хватило.
– Вы молоды. У вас впереди еще уйма времени, если сами себе не навредите. – Она посмотрела на крошечные золотые часики. – Мне пора. Возможно, еще увидимся, когда я сбегу.
– И возможно, нам удастся перекусить в каком-нибудь другом местечке, – ответил Брайант, оплачивая счет. – У их мясной подливки привкус лошадиного желудка.
– Если они и дальше будут урезать наши пайки, наверняка к этому все и придет. – Элспет встала и поправила шляпку, когда мимо нее прошла женщина, чтобы занять ее место.
Молодой детектив мягко положил руку на плечо Элспет.
– Я что-то упустил. Вы знаете театр лучше…
– Я хорошо его знаю, но не лучше Джеффри. И Стэна Лоу, и мистера Мэка.
– Я ошибаюсь? Что я упустил из виду?
– Думаю, наверное… – Она на минуту засомневалась, вглядываясь в его голубые глаза. Искра взаимной симпатии пробежала между ними и тут же потухла, стоило ей вспомнить о работе. – Думаю, вам стоит переговорить с владельцем компании. Может, узнаете больше, чем вам кажется. У всех свои секреты. – Она распахнула дверь ресторана и виновато взглянула на здание театра. – Ну, я достаточно сказала. Мне в самом деле пора.
На миг в ее глазах появилось выражение, суть которого Брайант не мог определить: страх, недоверие, затаенная боль. Он был молод, и ему еще предстояло многое узнать о человеческой природе, особенно женской.
25
Природа иллюзии
Каждый раз, когда Мэй проходил мимо рампы театра «Палас», хористки выглядывали из-за кулис и начинали хихикать. Интересно, думал он, что Бетти им наболтала. Они славно повеселились, хотя это влетело в копеечку, и хорошенькая хористка дала понять, что не откажется от приглашения поразвлечься в выходные. Зная о том, что прошлым вечером Брайант вернулся в отдел, Мэй ощущал себя неловко, словно неким образом предал своего напарника. Проработал всего три дня, и вот на тебе: вместо того чтобы до позднего вечера сидеть в отделе, вступил в неформальные отношения с потенциальной подозреваемой.
– Так и знал, что найду тебя здесь, – произнес он, заприметив непокорную челку каштановых волос в задней части партера, на уровне шестого ряда от оркестровой ямы.
Брайант сидел развалившись, закинув ноги на переднее сиденье. На сцену падали преломленные лучи света, пятнами высвечивавшие картину преисподней. Темно-красные пещеры переливались языками адского пламени и каплями сверкающей лавы, а окаменевшие тела пурпурных демонов свешивались сталагмитовыми сосульками. Впечатление они производили не то чтобы непристойное, но определенно на грани публичного вкуса начала 1940-х.
Мэй опустился в кресло рядом с Брайантом и наклонился к нему.
– Ты в курсе, что по условиям аренды в распоряжении труппы сцена, пространство за кулисами и все служебные помещения, кроме тех, что находятся в передней части здания, а также офисов? И те и другие остаются под контролем владельцев театра. Одна компания перекладывает ответственность на плечи другой, и нас, таким образом, лишают возможности допрашивать персонал на местах. Я пытаюсь все организовать так, чтобы продолжить разговор вне этих стен.
– Так нужно было поступить с самого начала, – брюзгливо заметил Брайант. – Допрос в официальном месте их расшевелит. Не надо было мне есть этот подозрительный мясной пирог за обедом, сейчас мне очень не по себе.
Мэй указал на полураздетых женщин, скачущих друг за другом по сцене.
– Наверное, тебя от всего этого коробит.
– Ничуть, – ответил Брайант. – Оффенбах был далек от целомудрия. Ведь, по сути, он бросил вызов пуританам своего времени, так что скорее всего не возражал бы против обнаженной натуры, хотя, возможно, и счел бы некоторые сексуальные сцены слишком откровенными – даже по меркам нашего предположительно просвещенного века.
– Можешь толком объяснить, как понимать, – Мэй махнул рукой в сторону сцены, – весь этот опереточный адский огонь и серу?
Брайант расстегнул жилет и помассировал свой раздувшийся живот.
– Ну, во-первых, это не опера, а опера-буфф.
– А в чем разница?
– В ней присутствуют мифологические, сверхъестественные элементы. Это фантазия. Задуманная как пародия.
– Значит, в самом конце не будет петь толстая дама?
Брайант покрутил головой и без особой теплоты во взоре принялся рассматривать своего напарника.
– Ты ведь не слишком большой ценитель музыки, верно?
– Ну, не знаю, люблю немного потанцевать под Гленна Миллера. Но всегда готов воспринимать новое.
– С первого взгляда узнаю настоящего технаря. Я видел, как ты слушал Освальда Финча, когда он распространялся насчет крови, лимфы и прочего. Ты навострил уши.
