окончательный выбор мужа или жены и повышают вероятность удачного брака. Это еще, допустим, может быть верно, если у молодых людей было достаточно времени, возможностей и эмоциональной сдержанности для широкого диапазона связей до брака; но таких среди молодых немного. Гораздо чаще связи, в которые вступают молодые люди, психологически еще незрелые и подражающие модному поветрию, приводят к бракам-катастрофам или к затяжному совместному мучению.
108. Во всяком случае, не меньшее, если не большее зло, чем сама внебрачная связь» представляет собой ситуация, при которой такая связь, окруженная манящей аурой аморальности и передового свободомыслия, выступает неким «удачным» прибежищем, неким способом уйти от разностороннего давления общества, некой компенсацией за то, что в конце концов придется умереть, — то есть выступает всем тем, чем она отчасти и является, но чем по сути быть не должна. Поскольку в эпоху, когда такие отношения все еще идут вразрез с официальным законом, какими бы безобидными помыслами и удовольствиями они ни сопровождались, ясно, что они неизбежно вступают в конфликт со всеми теми представлениями о недопустимом, с точки зрения образа мыслей и совести (то есть с тем коллективным суперэго), — которые внедрены в наше сознание обществом.
109. Подростки и предвзрослые в массе своей, естественно, оказываются сбитыми с толку двумя имитирующими друг друга внутренними побуждениями: тягой к приобретению сексуального опыта (само по себе это часть еще более глубинного стремления к случайному и авантюрному) и тягой к любви в форме существующего в обществе института брака (само по себе это часть тяги к определенности и защищенности). Молодым людям оказывается непросто провести между ними грань; порой то, что начинается как одно, уже через несколько мгновений может превратиться в другое. Желание поцеловать оборачивается желанием жить вместе до конца дней, а желание пожениться оборачивается краткой вспышкой томления по другому телу.
110. Гораздо больше, чем сейчас, сексуальное образование подростков должно быть направлено на то, чтобы обучить их этиологии любви; это никак не менее важно, чем знать физиологию коитуса.
111. Широко бытует мнение, что любовь и секс несовместимы. Что если у вас за плечами внушительный сексуальный опыт, то любить вы уже неспособны (Дон Жуан); и что если вы любите (поддерживаете постоянные отношения вроде брачного союза), то рано или поздно вы перестанете получать радость от секса. Это мнение находит опору в привычке смотреть на брак как на только лишь санкционированный секс, а совсем не как на средство утверждения любви. Если вы накладываете строжайший запрет на добрачную любовную связь, вам не следует ждать, что у молодых людей выработается правильное понимание брака — понимание того, чем по идее должен быть брак: реализацией намерения любить, а не желания наслаждаться коитусом на законных основаниях.
112. Прелесть незаконного сексуального опыта иногда только наполовину в том, что он сексуальный, а в остальном именно в том, что он незаконный. Когда Мольн вновь обрел наконец свое domaine perdu, domaine sans nom[17], когда наконец вновь повстречал таинственную Ивонну де Гале — что же он сделал? Убежал куда глаза глядят после первой брачной ночи.
113. Когда индивида со всех сторон одолевают силы антииндивидуальности; немо; ощущение, что смерть абсолютна; дегуманизирующие процессы массового производства и производства массы, — любовная связь предстает не только как способ укрыться в очарованном саду эго, но и как квазигероический жест, продиктованный духом гордой непокорности.
114. Точно так же, как индивид пользуется искусством, чтобы дать выход внутреннему протесту против каких-то перекосов в общественном устройстве, он пользуется и любовной связью. Это как взять и прогулять опостылевшую школу, сбежать на денек от ее убийственной скуки порезвиться на приволье. Все современное массовое искусство на этом и строится. Вслушайтесь в слова поп-музыки. Сравните сексуальную привлекательность такого персонажа, как Джеймс Бонд, и таких, как Мегрэ и Шерлок Холмс.
115. Все то же самое относится и к рекламе. Сигареты рекомендуются покупателям не потому, что они хороши как сигареты, а потому, что они послужат удачным аккомпанементом к любовному приключению; рекламодатели заверяют вас, что вы сумеете «покорить», «соблазнить», «пленить» (всё оттенки действия приворотного зелья) тех, кому вы подарите что-нибудь из огромного выбора самых невинных вещей — конфеты, авторучки, украшения, отдых с оплаченной дорогой, питанием и проживанием, да все что угодно. Аналогичные тенденции прослеживаются в рекламе автомашин и одежды, правда здесь на первый план выступает способность выполнять функцию не столько приворотного зелья, сколько афродизиака, средства, стимулирующего половую потенцию. С такой машиной мужчины всегда на высоте; в таком платье вы сразу почувствуете себя Мессалиной. Даже ткани, послушные воле рекламодателей, приобретают некие морально-этические ассоциации, искусно вплетенные в саму их фактуру. Вы покупаете уже не просто черную кожу — вы покупаете намек на извращенность с садистским уклоном.
116. Внебрачная связь становится особенно заманчивой после нескольких лет супружеской жизни. У мужей развивается что-то вроде nostalgie de la vierge[18], у жен — мечта о жизни за стенами домашней тюрьмы, за глухими четырьмя стенами, имя которым муж, дети, работа по дому и кухня. У мужчин желание, судя по всему, имеет откровенно сексуальную направленность. У женщин это мечта, организованная более сложно. Но в обоих случаях это бегство от реальности; а если тут замешаны еще и дети — бегство от ответственности.
117. Для гипотетически неверного мужа или жены внешнее давление, подталкивающее к любовной связи, наверное, меньше, а наказание за нее тяжелее, чем для человека, свободного от брачных уз.
В отношении морали тут, как правило, все гораздо яснее; но другие факторы, такие как обостренный страх потерпеть неудачу или не получить удовлетворения, который появляется с возрастом, воспоминания о добрачных связях (или об их отсутствии), рутина семейной жизни на фоне царящей в обществе атмосферы хмельной вседозволенности, могут привести к тому, что объективно ясная суть дела теперь, как никогда раньше в истории, становится субъективно менее понятной.
118. Удовольствие может со временем начать восприниматься как ответственность; тогда как ответственность лишь изредка может начать восприниматься тем, чем она в принципе способна быть, — удовольствием. Сколько браков рушится из-за того, что рушится столько браков?
119. Если вся философия капиталистического общества сводится к следующему: вы должны себе столько, сколько можете получить, идет ли речь о деньгах, статусе, имуществе, наслаждениях или разнообразном личном опыте, — может ли в этом свете удовольствие не стать долгом?
120. Во всяком капиталистическом обществе наблюдается тенденция обращать весь опыт жизни и все отношения в вещи — вещи, к которым применима та же шкала ценностей, что и к стиральным машинам, и к батареям центрального отопления: то есть оценка с точки зрения относительной дешевизны того или иного бытового удобства и удовольствия, извлекаемого от его использования. Кроме того, в перенаселенном, живущем под страхом инфляции обществе прослеживается тенденция к созданию вещей недолговечных, и следовательно, к тому, чтобы видеть в недолговечности и добродетель, и источник удовольствия. Старое на выброс, новое в дом. Подобно тому, как за нами неотступно следует призрак любовной связи, от нас не отстает и призрак вечной жажды новизны, и оба эти призрака — родные братья.
