тварь!
В: В чем соврала?
О: Она все ведала. Прикинулась овечкой, я и поверила. Ее уж купили.
В: Есть доказательство?
О: Она не вернулась — чего ж еще? Ввела меня в макаберный убыток.
В: Зато благонравие в выигрыше. Любопытствую, во что обошлась аренда тела?
О: Я прикинула ущерб от ее трехнедельного простоя.
В: И во что сие стало?
О: Три сотни гиней.
В: Клиент не артачился?
О: А чего ему? Мне — гроши, а сам хапнет десять тысяч.
В: Попридержи свой поганый язык, баба!
О: Неправда, что ль? Она хоть и сволочь, но девка аккуратная, яловка, всего три года в работе.
В: Будет, сказано! Что ей причиталось?
О: От меня платье, стол, постельное белье. Да еще лекарю платила, когда девицы подхватят венерину хворь.
В: К бесу твою экономику! Я спрашиваю об ее доле.
О: Пятая часть, не считая подарков, какие сама выцыганит.
В: Шестьдесят гиней?
О: И тех не заслужила.
В: Ты с ней расплатилась?
О: Вот еще! Условились, когда вернется.
В: Чтоб держать на поводке?
О: Ну да.
В: Значит, деньги ее ждут?
О: И еще кое-что.
В: Как уехала, от нее ни словечка?
О: Ни единого! Чтоб гореть ей в аду!
В: Вот там и повидаетесь. Что ты, когда она не вернулась?
О: Пожалилась лорду В. Он обещался поспрошать и через пару дней ко мне заглянул. Сказал, вышла какая-то неувязка, ибо та особа отправилась во Францию, а на гульбище ни ее, ни Фанни в глаза не видели. Мол, надо переждать, однако ни в коем разе шум не подымать, иначе скандал аукнется куда большими потерями.
В: И ты поверила?
О: Как же! Ввек ему не прощу! Я уж вызнала, что Уишборн никого не посылала и о безобразии том никто слыхом не слыхивал. Все сплошное вранье, зубы мне заговаривали!
В: Лорду В. сие высказала?
О: Я себе не враг. Он же мне клиентов приводит. С бедою не перекоряйся — терпи! Чтоб ему…
В: Довольно!
О: А плату берет натурой, про то весь Лондон знает.
В: Хватит! Лучше скажи, обсуждала ль Фанни сию особу с тобой иль товарками?
О: Говорила, неумеха, однако не безнадежен; особых трудов ей нет — мол, трюмсель взлетает резво, но скоренько берется на гитовы.
В: Выходит, он к ней прикипел?
О: По всему, так, ибо других не желал, хоть его и сманивали.
В: А девица к нему?
О: Она б в жизнь не призналась, ибо хорошо знала мой устав: никаких тайных шашней и дармовщинки.
В: До сего случая она подчинялась твоим правилам?
О: Да. С умыслом.
В: Каким?
О: Каким-каким — надуть меня! Она не дура, хоть с виду простушка! Знала, чем взять меня, а чем пронять мужиков.
В: Чем же она их пронимала?
О: С рвеньем изображала девственницу — дескать, мужчину еще не познала, надо брать ее лаской, а не наскоком. Мужики будоражились, находя особый смак в ее стыдливых ужимках, и воображали, будто сломили притвору, когда та допускала вогнать ей плешь меж ног. Привередничать ей позволялось, ежели ее брали на ночь — так заработок не меньше, чем на разовых заказах. Случалось, за вечер я продавала ее шестерым. Но чаще ее клиенты были расписаны на неделю вперед.
В: Сколько у тебя работниц?
О: Обычно с десяток.
В: Фанни считалась отборным и ценным товаром?
О: Отборный — свежачок. Она ж не дева, как бы ни прикидывалась. Лишь безмозглые дураки платят бешеные деньги за разъезженную колею.
В: Товарки удивились ее исчезновенью?
О: Удивились.
В: Как ты его объяснила?
О: Никак. Смоталась — и слава богу.
В: А уж ты со своими бандюками присмотришь, чтоб боле она не торговала передком, верно?
О: Не стану отвечать. Наговор. Я вправе свое вернуть.
В: И что ты предприняла?
О: Чего ж тут предпримешь, коль она за морем?
В: Уж несомненно понаставила шпиков, кои ждут ее возвращенья. Заруби на носу, Клейборн: отныне девица моя. Ежели кто из стремщиков ее заметит, а ты в сей же миг об том не доложишь, больше не гонять тебе гусей и гуськов. Богом клянусь, раз и навсегда прикрою твой выпас. Ясно ли я выразился?
О: Прям как мой бандюк, сэр.
В: Разозлить меня не получится. Еще раз спрашиваю: ты поняла?
О: Да.
В: Вот и ладушки. Ступай, будет твоей раскрашенной морде истязать мой взор.
Jurat die quarto et vicesimo Aug. anno domini 1736 coram me Генри Аскью 
