Ребекка молчит и впервые опускает взгляд.
— Что дальше, голуба? — повторяет следователь.
— Дай попить. В горле пересохло.
Аскью долго ее разглядывает, затем, не поворачивая головы, бросает секретарю:
— Принесите воды.
Писарь откладывает карандаш (хотя обычно протокол пишут пером) и молча выходит; в своей птичьей манере недомерок стряпчий задумчиво разглядывает Ребекку. Он сидит спиной к ряду внушительных окон в якобитском стиле, она — лицом к свету. Ребекка поднимает взгляд:
— Спасибо тебе.
Аскью молчит, даже кивком не ответив. Пристальный взгляд его выражает подозрение к несвоевременной просьбе, умудренность в человеческой натуре и собственную значимость. Наряду с угрозами, коими сморчок компенсирует свою тщедушность, подобное разглядывание — всего лишь старый следовательский прием для обработки несговорчивого свидетеля. Удивительно, однако весь допрос Ребекка выдерживает его взгляд. С виду воплощенная скромность — неброское платье, чепец, сложенные на коленях руки, — она ни разу не потупилась, не отвела глаза. Возможно, современный законник втайне восхитился бы этакой прямотой, но только не Аскью. Девица лишь укрепляет его в давно сложившемся мнении: мир испоганился, особенно по части плебейской дерзости. Вот еще одно безмолвное доказательство тогдашнего расхожего взгляда: перемены сулят не прогресс, но (как потом скажет тот, кто лишь в следующем году появится на свет) упадок и закат{136}.
Вдруг Аскью отходит к окну и выглядывает на улицу. Ребекка смотрит ему в спину, потом вновь опускает глаза, дожидаясь питья. Наконец секретарь ставит перед ней стакан воды. Аскью не оборачивается; похоже, он и впрямь увлечен созерцанием изобилующей лавками и лотками многоголосой площади, шум которой служит неумолчным фоном к тому, что происходит в комнате. На углу прилегающей улицы он уже заметил трех мужчин, что, задрав головы, смотрят на гостиничные окна, не чувствуя толчков прохожих. По неказистой одежде и шляпам Аскью смекнул, кто они такие, и сразу потерял к ним интерес.
Он разглядывает двух дам — мать и дочь. Явно не из простых, о чем говорят их модные платья, они следуют за высоченным ливрейным лакеем, который несет корзину с покупками и бесцеремонно машет тем, кто замешкался дать дорогу, хотя толпа расступается, словно по наитию. Кое-кто кланяется или прикладывает руку к шляпе, но дамы никому не отвечают. Наружность аристократок, особенно жеманной самоуверенной девицы, напоминает Аскью о памфлете, в августовском номере «Журнала джентльмена» опубликованном за подписью некого Р. Н., явного сатирика, женоненавистника и вероятного моралиста от англиканской церкви{137}. Сочинение, поданное в форме беседы, какую давеча прервала Ребекка, повествует о знакомстве с реалиями жизни более удачливых представительниц слабого пола, с кем наша героиня, по собственной или чужой воле, предпочла не иметь ничего общего. Сие произведение можно бы озаглавить «Извечные дамы определенного сорта», но мистер Р. Н. не настолько провидец.
