Я спросила саму себя, не для этого ли умерла любовь: чтобы дать нам возможность заниматься остальным. Или, может быть, все наоборот: любовь позволила нам убежать от всего остального, освободиться от обременительных обязанностей или того, что мы считали обязанностями, которые мы, женщины, иногда себе придумываем. Любовь по отношению к этим незначительным обязанностям то же самое, что и война по отношению к демографическому взрыву.
Молодой человек в ботинках со шнурками вернулся. Он посмотрел на меня, и я даже подумала, что он собирается пригласить меня, но он снова пригласил Адриану; он сделал небольшой реверанс, который остался ею незамеченным.
Веро устало потрясла головой и посмотрела на часы. Казалось, она готова расплакаться в любой момент.
– Веро, знаешь, чего тебе не хватает?
– Да. Жениха, мужа или любовника. И, прежде всего, перестать ходить сюда.
– Нет, чувства юмора.
– Но у тебя тоже его нет.
– Я знаю.
– Да, мне не хватает чувства юмора, но я ведь не поэтому одна. Вспомни Хуана.
– Хуана Адри? – Да. Хуан, Марсело: их всех пугало ее чувство юмора. Чувство юмора не идет женщинам; расскажешь какой-нибудь анекдот или прокомментируешь что-нибудь, и на тебя смотрят, словно ты какой-нибудь трансвестит.
– Ну с Клаудио же все по-другому. Я много раз видела вас вместе и…
– Клаудио – это исключение, и, кроме того, он – не мой тип. – Она позвала официанта и показала ему пустую бутылку из-под минеральной воды, чтобы он принес новую.
Я посмотрела в сторону бара. Томас уже ушел оттуда, на танцплощадке его тоже не было.
– Это здорово, правда? – Что?
– Что у нас с тобой разные вкусы на мужчин, – сказала я и подумала, что зря я это сделала.
– Хорошенько подумав, я пришла к выводу, что мне надо попробовать другой тип мужчин, потому что я не могу найти свой тип.
– Вспомни слова Робин, – сказала Адри, подойдя к столику в сопровождении своего партнера.
– Робина Гуда? – спросила я.
– Нет, Робин Норвуд. «Голодные люди делают плохие покупки».
Я немного задумалась, чтобы понять ее. Это была плохая фраза.
– Как глупо, – продолжила Адри, словно вспомнила о чем-то. – Знаешь, что сказал мне тот парень?
– В ботинках со шнурками?
– Да. Его зовут Фернандо, и он великолепно танцует, если он тебя пригласит, ты это поймешь.
– Так что он сказал?
– Томас сказал ему, что восхищается тобой.
– Восхищается мной? Что еще?
– Ай, Виргиния, он же старик, – сказала Веро.
– Одиннадцать лет назад он не был стариком, – сказала Адри.
– Тогда он тоже был стариком, – настаивала Веро.
– Вот, он тобой восхищается после всего того, что произошло. Ты помнишь? Оказывается, сейчас он тобой восхищается.
– То что он восхищается, еще ни о чем не говорит. Это не значит, что он оставит свою жену.
– Ладно, но какое значение это имеет сейчас?
– Мужчины, они неженки. Знаешь, какой это цвет для того парня? – Она показала на свой темный топ. – Красный. У них все в примитивных цветах. Примитивные цвета, примитивные чувства: они сами по себе примитивные. Они не различают бордовый, алый и лиловый. Мои глаза, например, какого они цвета?
Веро приблизилась к ней, слишком близко для того, чтобы рассмотреть то, что она и так знала:
– Зеленые, темно-зеленые, в центре немного сероватые, а по краям чуть-чуть желтые.
– А вот Августин различает цвета, – сказала я, – но это, наверное, потому, что ему нравится рисовать…
– Да, в конце концов, – вздохнула Вереи открыла бутылку с минеральной водой, – мне было гораздо лучше с Андресом. По крайней мере…
– Да нет, не было тебе лучше, – сказала Адри, – не в сексе счастье. Хотя иногда нам так кажется.
– Адри, любовь сделала из тебя философа, – заметила я. – В следующий раз, когда увидишь Томаса, предложи ему тему для статьи в журнале.
– Дело в том, что она прочитала «Женщины, которые слишком любят», – сказала Веро. – Это ценная книга, ты всегда можешь найти там хороший совет. Посмотри на меня.