будь внимательна и думай о нем, иначе ничего не получится.
Чем дальше, тем серьезнее становилась цыганка. В ее черных глазах исчезло выражение уверенности. Очаровательное дитя, она верила во всякую чертовщину и боялась, но любопытство возобладало над страхом.
— Говори третье желание, — невольно понизив голос, велела она.
— Но я вовсе не хочу идти на бал! — воскликнула Аврора. — Кончаем эту игру.
— Как! А если ты будешь уверена, что там встретишь его?
— Анри?
— Да, твоего Анри, нежного, галантного? И он сочтет, что в своем блистательном наряде ты еще прекраснее?
— Ну, тогда, — потупив глаза, промолвила Аврора, — думаю, я пошла бы.
— Три! — крикнула цыганка и громко хлопнула в ладоши.
Она чуть не упала от неожиданности. Дверь в залу с грохотом распахнулась, в нее ворвался запыхавшийся Берришон и громко закричал уже с порога:
— Принесли всякие финтифлюшки и финтифанты для нашей барышни! В двадцати картонках! Платье! Кружева! Цветы! Эй, вы, да заходите же! Это и есть дом господина шевалье де Лагардера!
— Несчастный! — испуганно ахнула Аврора.
— Не бойтесь, я знаю, что делаю, — с довольным видом успокоил ее Жан Мари. — Больше не надо скрываться. К дьяволу тайны! Мы срываем маску, черт побери!
Как описать изумление доньи Крус? Она вызывала дьявола, и дьявол послушно отозвался на ее призыв, не заставив, естественно, себя ждать. Эта очаровательная девушка была скептик, а все скептики суеверны.
Не забывайте, донья Крус провела детство в шатрах кочевников-цыган. А это страна чудес. Донья Крус стояла, разинув рот и широко открыв от удивления глаза.
В дверь вошли с полдюжины девушек, а следом за ними столько же мужчин со свертками и картонками. Донья Крус задумалась, что в них: настоящие наряды или сухие листья. Аврора, глядя на смятенное лицо подруги, не смогла удержаться от улыбки.
— Ну что? — спросила она.
— Он — колдун, — пролепетала цыганка, — я так и думала.
— Входите, господа, входите, сударыни! — кричал Берришон. — Входите все! Вы желанные гости в этом доме. А я побегу найду госпожу Балао, ей страшно хочется посмотреть, как мы живем. Я ничего не пил вкуснее ее дягилевого сиропа. Входите, сударыни! Входите, господа!
Сударыни и господа не заставили себя упрашивать. Цветочницы, золотошвейки, портнихи выложили картонки на большой стол, стоящий посреди залы.
Вслед за ними вступил в зал паж, правда, без цветов дома, которому он служит. Он подошел к Авроре, отвесил глубокий поклон и подал ей пакет, изящно перевязанный шелковой лентой. Поклонившись еще раз, он удалился.
— Эй, подождите хотя бы ответа! — крикнул Берришон, бросаясь за ним.
Но паж уже был на углу улицы. Берришон увидел, что он разговаривает с каким-то дворянином, закутанным в плащ. Берришон его не знал. Дворянин спросил у пажа:
— Все исполнил? — и после утвердительного ответа осведомился: — Где ты оставил наших лошадей?
— Здесь, рядышком, на улице Пьера Леско.
— И портшез тоже?
— Там два портшеза.
— Почему? — удивился дворянин.
Край плаща, укрывавший нижнюю часть его лица, чуть сдвинулся. Будь мы там, мы узнали бы заостренный бледный подбородок господина де Пероля.
Паж ответил:
— Не знаю, но там два портшеза.
«Недоразумение, наверное», — подумал господин де Пероль. Он решил было взглянуть на дверь дома Лагардера, но,
поразмыслив, отказался от этого намерения.
— Если меня там увидят, все пропало, — пробормотал он и обратился к пажу: — Мчись со всех ног во дворец. Понял меня?
— Да. Со всех ног.
— Во дворце отыщешь тех двух храбрецов, что весь день сегодня проторчали в службах.
— Мэтра Плюмажа и его друга Галунье?
— Их самых. Скажешь им: «Пришла пора для вашей работы, вам нужно только явиться на место». При тебе сейчас называли имя дворянина, которому принадлежит этот дом?
— Да, господин де Лагардер.
— Ни в коем случае не смей употреблять его. Если они тебя спросят, скажи, что в доме одни только женщины.
— Мне нужно проводить Плюмажа и Галунье?
— Только до угла, и покажешь им дверь.
Паж убежал. Господин де Пероль снова укрыл лицо плащом и растворился в толпе.
А в доме Аврора вскрыла конверт с письмом, которое вручил ей паж.
— Его почерк! — воскликнула она.
— А вот и приглашение, такое же, как у меня, — добавила донья Крус, изумление которой продолжало нарастать. — Наш волшебник ничего не забыл.
Она стала вертеть приглашение. В приглашении, украшенном тонкими, изящными виньетками, изображающими пузатых амурчиков, виноградные грозди и гирлянды роз, не было ничего дьявольского. Так подумала и Аврора. Она прочла записку:
Аврора передала записку донье Крус, которая, прежде чем прочесть ее, протерла глаза; голова у нее совершенно шла кругом.
Прочитав, она поинтересовалась:
— И ты веришь этому?
— Верю, — кивнула Аврора, — и у меня есть на то свои основания.
И она самоуверенно улыбнулась. Разве Анри не велел ей ничему не удивляться? Донья Крус была близка к мысли, что спокойная уверенность Авроры в этой малообъяснимой ситуации — тоже одна из проделок нечистой силы.
А тем временем ослепительное содержимое коробок, картонок и свертков было разложено на столе. Донья Крус имела возможность убедиться, что в них находились отнюдь не сухие листья; напротив, там был полный придворный туалет и домино из розового атласа, точь-в-точь такое же, как у мадемуазель де Невер. Платье было белое, затканное серебряными розами, в центре каждой из них была нашита маленькая жемчужина; баски, грудь и рукава украшены вышивкой из перьев колибри.
То была самая последняя мода. Маркиза д'Обиньяк, дочь финансиста Сула, имела огромный успех и обрела известность при дворе благодаря подобному же платью, которое ей подарил господин Лоу.
Но платье — это еще не все. Истинным чудом были кружева и прочие украшения. А футляр с драгоценностями стоил не меньше, чем должность и чин армейского бригадира.
— Он — колдун, — все осмотрев, повторила донья Крус, — определенно колдун! Даже Синселадору, чеканящему эфесы для шпаг, не заработать на такие подарки.
И тут ей пришла мысль, что все эти дивные вещи в определенный миг превратятся в древесную кору и стружки.
Берришон восхищался, но удерживался от выражения восторгов. А только что возвратившаяся
