способами, чуждыми казиустам. Вот так, малыш! Наплевать мне на этих казуистов!»
Он рассмеялся. Смех его был грубым.
Ты уже догадался, кто этот месье В… Перо останавливается каждый раз, когда я хочу написать его полное имя. Хотя ты и далеко от Франции, газеты, должно быть, донесли до тебя его мрачную репутацию. А может быть, сейчас, когда мир в движении, когда власть морализуется, он являет собой последний пример компромисса между добром и злом, между обществом, которое защищается, и преступностью, которая атакует. Это известный персонаж, можно даже сказать – легендарный. Он сейчас публикует свои мемуары, которыми зачитывается вся Европа. В прошлом он был связан с преступным миром. Говорят, что и теперешняя его жизнь является продолжением его афер, а никак не стремлением искупить свои грехи, и что обществу не делает чести прибегать к его услугам.
Он волк, предавший свою стаю и выдрессированный для охоты на своих собратьев.
Все это старо как мир. Пару раз правительство ощущало некоторый стыд и увольняло его. Но когда он не служит, он все равно остается потенциально опасным для властей, репутация у них подмочена. Они же прибегали к его услугам. И месье В… вновь восстанавливают на службу, то ли за надобностью, то ли из-за страха.
«Такие вот дела, друг мой! – продолжил месье Шарль. – Ситуация непростая, у нас в Париже есть свой Жорж Кадудаль, личный враг короля, задумавший убить его».
Я был очень взволнован, но слушал внимательно. Возможность встать на защиту короля была мне по душе. Я решил, что это и хотят мне предложить…
«Я согласен, – сказал я. – Чтобы быть рядом с королем, я должен стать членом его охраны».
Нотка сочувствия появилась в грубом смехе месье В… Он оживился и заговорил громко, раскатисто:
«Браво! Защитник короля, гарцующий с пикой и щитом на подножке кареты и смело отбивающий нападение подлых рыцарей, предавших своего суверена и готовых пронзить его копьем или дротиком! Мой дорогой месье Поль, с тех пор, как изобрели порох, все это кануло в Лету. Рыцари-предатели прибегают сегодня к куда более изощренным методам, чтобы убивать королей. Нам не стоит ждать встречи с ними. Мы настигнем их в собственном логове, свяжем, как завязывают пакеты или ящики, и доставим гужевым транспортом туда, где приготовлены хорошие клетки для этих птиц».
«Месье, – сразу отреагировал я, – это работа не для меня».
«Кто знает, молодой человек, кто знает… Мы сами себя не знаем. На вашем месте мне бы не хотелось стать свидетелем того, как арестуют и бросят в тюрьму вашу больную мать, и я бы не отказывался», – безразличным тоном произнес он.
«В тюрьму! Мою мать!» – вскрикнул я. «Пожалуйста, не надо громких восклицаний, – попросил месье Шарль. – Я выбрал вас, чтобы уберечь от страданий. Надо все обговорить. Ведь должен же кто-нибудь арестовывать этих Жоржей Кадудалей. Но скажу вам, дело это непростое», – сказал он и замолчал.
V
ПИСЬМО ПОЛЯ
Месье В… взглянул на очень красивые часы, которые он с особой бережностью держал в своей большой руке. «У меня осталось всего десять минут, – проговорил он медленно, – после этого я сяду в экипаж и поеду в Нейи поужинать с королем. Будет что-то вроде мальчишника, без дам. Королева сейчас в Сен-Клу. О, мой юный друг, мне так смешно видеть, как эти люди выказывают ко всем презрение. Но в том, что я друг короля, ни больше и ни меньше, нет ничего предосудительного. До тысяча восемьсот тридцатого года я был другом герцога Орлеанского. Деказес мог бы вам поведать, как в течение пятнадцати лет мы играли эту комедию. Там были Англе, Делаво и другие. Но теперь, когда судьба швыряет меня вниз, префекты полиции полагают, что нет дыма без огня. Так сказать мне сегодня королю, что вы отказываетесь ему служить?»
Мне было неполных 19 лет, брат мой, но все, что он сказал, меня совсем не тронуло.
«Вы можете сказать королю все, что считаете нужным, – ответил я. – Я сын моего отца, который запретил бы мне носить его имя, если бы я принял ваше предложение!»
«Но вы также сын вашей матери, месье Поль, – холодно заметил месье В… – Ваш отец уже умер, царство ему небесное, а ваша мать жива, она страдает!»
Он взял с письменного стола три маленьких листка бумаги и, зажав их между указательным и большим пальцами, показал мне. Это были три векселя, под которыми я увидел подпись своей матери.
«Они просрочены, – сказал месье Шарль, – представлены к оплате, но опротестованы. Будет суд, а потом арест».
Мне было неполных 19 лет, и я представил себе, как ведут в тюрьму мою мать. Я опустил голову.
«Почему вы выбрали меня?» – все же спросил я, и две крупные слезы скатились по моей щеке.
«Действительно, почему? – подхватил месье В… с видом послушного ребенка. – Сын мой, мною движет долг перед государством. Да, нам приходится ходить по раскаленным углям. Мы, люди с зонтами и в серых шляпах, сейчас не в фаворе. Теперешние агентишки нам и в подметки не годятся! И любой скандал нанесет нам неизмеримый и непоправимый удар. Мы не сможем ничего доказать. Наш Кадудаль несколько хитрее того, другого…»
«Кто он?» – поинтересовался я.
«Генерал, граф де Шанма», – странно торжественным тоном произнес месье Шарль.
«Это добродетельный человек…» – я пытался защищать генерала. Я ничего не понимал.
«Невелика заслуга при его-то несметном богатстве!» – с презрением в голосе проговорил месье В…
«И что оке мне надо будет сделать?» – спрашивал я.
Мой последний вопрос прозвучал как-то мрачно и еле слышно. У меня просто не было сил говорить громче, настолько я был подавлен и обескуражен.
