Эти денежные затруднения не сулили ничего хорошего, однако неустрашимый шевалье смело глядел в будущее, надеясь на то, что некоторые люди именуют Провидением, а другие – случаем.
Итак, оказавшись в нижнем городе, он решительно направился к постоялому двору, чьи обширные конюшни заставляли предполагать, что именно здесь можно будет раздобыть лошадей – а именно в них больше всего нуждался сейчас Лагардер.
Однако хозяин постоялого двора явно уступал в любезности драгунскому корнету.
Напрасно стучал в его двери Кокардас, пришедший в необыкновенное воодушевление при мысли, что ему удастся наконец промочить глотку.
– Дьявольщина! – вопил он. – Открывай живее, мерзавец, не то я разнесу твой притон в щепки! Тебе оказывают честь благородные дворяне! Открывай, а не то я насажу на вертел тебя самого вместо индюшки!
Но все было тщетно. Ничто не шелохнулось в доме, на вывеске которого красовалось название постоялого двора: «У черной девы».
Зато зеваки уже запрудили почти всю старую улицу Бур, долгое время бывшую главной в Шартре: она вела к воротам Друэз, через которые чаще всего выезжали из города путники, направлявшиеся в Испанию. В толпе раздавались смешки и не слишком приятные для ушей мастеров фехтования шуточки.
В самом деле, шел девятый час, и невозможно было предположить, что в доме никто не проснулся.
Лагардеру пришло в голову, что Гонзага со своими сообщниками, возможно, затаился за закрытыми дверями, чтобы напасть на него из засады… Уж не комедия ли была разыграна в доме достойного прево? Пока он терял там время, противники могли приготовиться, устроив ему западню…
Тогда шевалье с улыбкой обратился к одному из вездесущих мальчишек, и тот во всех подробностях рассказал, как два часа назад на постоялый двор въехала карета с двумя дамами в сопровождении восьмерых всадников.
– Но они долго не задержались, – лукаво добавил юнец, – только поменяли своих лошадей на свежих, что держали специально для них. А самый главный побывал у губернатора, однако вернулся всего через полчаса.
Анри ни на секунду не усомнился в словах мальчишки. Стало быть, Гонзага заплатил хозяину постоялого двора, чтобы тот не откликался на зов, если Лагардеру посчастливится избежать ареста и ускользнуть из рук отчаянного полицейского прево. Осаждать постоялый двор не имело смысла: беглецы опередили их, и в конюшне вряд ли бы отыскалась хоть одна свежая лошадь.
Удивляться было нечему. Так и должно было случиться. Он достаточно хорошо знал своего врага: на испанской дороге, усеянной золотом Филиппа Мантуанского, его будут поджидать бесконечные засады и ловушки.
– Чего зубы скалите? – говорил между тем гасконец зевакам, которые с наслаждением следили за его тщетными попытками достучаться до хозяина дома. – Смейтесь, чего уж там! Только рано вы радуетесь, родные мои!
Ему уже изрядно надоело ломиться в дверь, что никак не желала поддаваться, и тогда он принялся крушить окно эфесом шпаги. Осколки стекла брызнули во все стороны, и вскоре он смог просунуть в дыру руку, чтобы открыть створку изнутри.
Одним прыжком Кокардас оказался в доме, откуда послышались его громовые проклятия. Затем он появился на пороге, держа за шиворот и тряся как грушу низенького толстяка. Это был хозяин, усердно протиравший рукавом глаза, изображая человека, которого подняли с постели посреди сладкого сна.
– Разбойник! Висельник! Вор! – ликующе восклицал гасконец. – Да знаешь ли ты, кого видишь перед собой? Марш за вином, скотина! Самое лучшее подавай! Трое молодых дворян умирают от жажды… А не то пеняй на себя! На медленном огне поджарю!
– Судари мои, – всхлипывал хозяин, – сжальтесь надо мной!
Лагардер положил ему руку на плечо, отчего колени несчастного подогнулись.
– Лошадей! – приказал он. – Мне нужно получить трех… и немедленно!
– Господи Иисусе! Ни одной нет, клянусь вам! Те, что стоят в моей конюшне, падают от усталости… Только пять минут назад их сменили путники, прискакавшие из Тура.
– Каналья! – произнес шевалье, сжав ему руку так, что тот вскрикнул. – Если ты и на этот раз лжешь, я тебе язык вырву.
– Я не лгу… это истинная правда… извольте сами взглянуть на них.
Лагардер подумал, что даже измученные скакуны, возможно, будут лучше его жалких кляч. В любом случае одного коня ему недоставало…
Но когда он направился в конюшню, к нему подскочил мальчик лет двенадцати с запиской в руке. Анри быстро развернул ее.
Вот что гласило послание:
– Это верно, – прошептал он, – надо последовать ее совету. Бедная женщина! Если бы не моя великая цель… Но я не имею права рисковать!
На пальце у него сверкал драгоценный перстень с арабесками [22] – это дорогое украшение он привез из Испании. Сняв кольцо, он передал его маленькому посланнику со словами:
– Отнеси это той, что послала тебя, и скажи ей, что Лагардер ее не забудет… Ты знаешь, о ком я