– Да сказал бы нам кто на балу у регента, что все эти нимфы и богини раскроют нам объятья, что мы познаем с ними рай на земле, мы бы ни за что не поверили!
– Хорошо, что мы вовремя успели, а то бы они как раз познали на земле ад! Нет, они перед нами еще в долгу, дьявол меня раздери!
– Тебе, Кокардас, всегда мало. Ты бы меньше пил, тогда больше ценил бы блаженство.
– Какое же блаженство без вина?
– Ох! За такую награду я готов еще сто раз их спасать! – вздохнул нормандец.
– И я готов, не спорю! Может, еще представится случай?
– Увы! Два раза в жизни такой удачи не бывает! А который теперь час, Кокардас?
– То ли очень рано, то ли совсем поздно, не разберешь. Звезд на небе не видно.
– Все звезды остались в Опере…
И вздох брата Амабля выразил всю полноту его сожаления об утраченном счастье. Счастья, столь совершенного, этому вечно влюбленному испытывать еще не доводилось. «Не сон ли это?» – думал он.
И у нормандца, и у гасконца голова одинаково шла кругом, хотя и по разным причинам: у Кокардаса – от винных паров, у Паспуаля – от любви. Каждому свои радости в жизни!
У двери дома они, наконец, окончательно опомнились.
– Что-то скажет маркиз? – забеспокоился Паспуаль.
– Ты лучше подумай, лысенький мой, что мы ему скажем! Об этом они еще даже не помышляли. Так трудно было получить увольнение, – но отчитаться в нем оказалось еще труднее.
Начинался новый день. Обыватели распахивали ставни, лавочники отпирали двери, по улице повалил народ… А два бретера, так и не договорившись между собой, стояли перед особняком, как нашкодившие школьники, и не решались войти.
Дверь подъезда приоткрылась, и показался Лаго. Баск уже приложил было руку к глазам – и вдруг увидел двух друзей прямо перед собой.
– Эй, где вы были? – крикнул он им. – Господин де Шаверни еще час назад приказал отыскать вас. Он очень беспокоится.
– Черт возьми! – ответил Кокардас. – Паспуаль, дружок, а ты о нем беспокоился?
– Ничуть.
– И я не беспокоился, надо же, какое совпадение!
Антонио, не моргнув глазом, продолжал:
– А мне велено отвести вас к нему, как только вы явитесь. Пошли, он ждет нас.
Оба бретера озабоченно почесали за ухом, но так и не смогли придумать, что же отвечать маркизу.
Шаверни был еще в постели (на время отсутствия Лагардера он поселился в особняке Неверов). Когда два приятеля вошли, маркиз просветлел лицом и обратился к ним:
– А, вот и вы, господа! А я уж и не знал, где вас искать. Мне главное было удостовериться, что с вами ничего плохого не случилось.
– Ничего – даже наоборот, вот что я скажу! – ответил ему Кокардас.
– Вот как? И где же вы были всю ночь?
– Два бретера молча переглянулись.
– Вы видели своего врага?
– Он вовсе не враг… – тихо и кротко отвечал нормандец.
– Маленький маркиз лукаво улыбнулся:
– Что-то вы, приятели, от меня хотите скрыть! Так вы его не искали? И ничего не видели?
– Нет, как же ничего? – отвечал Паспуаль, и от воспоминаний на глаза его навернулись слезы.
Маркиз, наконец, рассердился:
– Ничего не понимаю! Что вы виляете, черт вас дери? Клещами из вас слова тянуть, что ли?
– Вот уж этого не надо, маркиз, – сказал Кокардас, которому показалось, что он придумал, как помочь делу. – Малыш Паспуаль плохо выразился. Мы искали, да только не в той стороне.
– Да говорите же толком, где вас носило!
Маркиз догадывался, что случилось нечто необычное. Зная по опыту, что нормандец может мямлить без толку добрых полчаса и в результате так ничего и не сказать, он обратился прямо к Кокардасу. Тот был несдержанней на язык, да к тому же разгорячен недавними возлияниями.
– Говори ты, – сказал ему Шаверни, – и, если не скажешь мне всей правды, вы не выйдете отсюда ни ночью, ни днем!
– Так и быть, расскажу, – ответил гасконец. – Ну и посмеетесь же вы, черт побери!
Паспуаль пребольно толкнул товарища в бок, но того уже понесло. Он тысячу раз в своей жизни болтал лишнее, но на этот-то раз ничего лишнего говорить не собирался.
– Дело в том, – объяснил Кокардас, – что мы пошли в Лагранж-Бательер и попали там в Оперу.
